Читаем Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта полностью

Тем не менее нужно признать, что скрытый смысл присутствовал во многих стихах Гумилёва, написанных после возвращения его в 1918 году в Россию. Однако не поэтам уровня Арского было под силу его расшифровать. Над смыслом и подтекстом этих стихов до сих пор бьются литературоведы разных стран.

И в то тревожное и голодное время Гумилёв не изменил своим привычкам и старался быть хлебосольным хозяином. Он приглашал к себе в гости приезжавших в Петроград поэтов. В субботу, 30 апреля в пять часов вечера Николай Степанович устроил у себя дома прием приехавшего в Петроград Андрея Белого. Он хотел представить мэтру символизма своих учеников и пригласил Всеволода Рождественского, Николая Оцупа и Ираиду Гейнике (в скором будущем — Ирина Одоевцева). Последняя вспоминала об этом приеме: «Гумилёв за несколько дней сообщил мне, что у него… прием в честь приехавшего из Москвы Андрея Белого. С „поэтическим смотром“ выступят Оцуп, Рождественский и я… Выступать с ними на равных началах мне чрезвычайно лестно. В субботу 30 апреля я прихожу к Гумилёву за полчаса до назначенного срока. Оцуп и Рождественский уже здесь, и оба, как и я, взволнованы. „Смотр“ почему-то происходит не в кабинете, а в прихожей. Перед заколоченной входной дверью три стула — для нас. На пороге столовой — два зеленых кресла — для Гумилёва и Белого. Гумилёв распоряжается как режиссер. Он усаживает меня на средний стул, справа Рождественский, слева Оцуп. — Николай Авдеевич, ты будешь читать первым. Каждый по два стихотворения. Давайте прорепетируем! — И мы репетируем. <…>…Андрей Белый прибыл! — громко объявляет Гумилёв… Гумилёв спешит на кухню с видом царедворца, встречающего коронованную особу. Мы все трое, как по команде, встаем… — Борис Николаевич, — голос Гумилёва звучит особенно торжественно, — позвольте вам представить двух молодых поэтов… — А это моя ученица. — Без фамилии. Без имени… Гумилёв пододвигает ему кресло. — А теперь, с вашего позволения, Борис Николаевич, начнется чтение стихов… Дирижерский жест Гумилёва в мою сторону. — Теперь вы! Я встаю — мы всегда читали стихи стоя — и сейчас же начинаю… Торжественно-официальный голос Гумилёва: „Еще!“… А. Белый, разбрасывая фонтаном брызги и блески вдохновения, поднимается в доступные ему одному заоблачные выси… Гумилёв совершенно серьезно соглашается……В столовой на столе, покрытом белой скатертью, чашки, вазочки с вареньем, с изюмом, медом, сухариками и ярко начищенный, клокочущий самовар. Полный парад. Обычно Гумилёв пьет чай прямо на пестрой изрезанной клеенке, из помятого алюминиевого чайника. Самовар я у него вижу в первый раз… Белый вскакивает, подбегает к самовару… — Ведь я в Москве… почти голодаю. Нет, не почти, я просто голодаю… — Гумилёв пододвигает Белому изюм. — Да, Борис Николаевич, трудные, очень трудные времена!..» И больше ни слова. Известно, что такое угощение было у Николая Степановича в особых, исключительных случаях. И голодал он ничуть не меньше Белого, а может, и больше. Ведь ему нужно было кормить семью, двоих детей, помогать матери. Но он представляет своих учеников, молодых поэтов, мэтру, и сам он мэтр, а так как Поэзия — его единственная Царица, то и прием в ее честь должен быть царским! Интересно, что именно в это время (22 мая) М. Кузмин записывает в дневнике: «Выбегал на рынок. Ходит Гумми, насчет масла, сам стряпает…»

Наступившее предпоследнее лето в жизни поэта было для него таким же напряженным в работе, как и весна. Правда, в начале его, в июне, ему все же удалось побывать в Первом доме отдыха на правом берегу Невы. Августовский номер «Вестника литературы» сообщил, что там поэт не только отдыхал, но выступал на вечерах и читал свои стихи, делился воспоминаниями об африканских путешествиях, а также работал над «Теорией интегральной поэтики», «Поэмой Начала» и переводом стихов Жана Мореаса.

19 июня в Петроград прибыла поэтесса Надежда Павлович с поручением Валерия Брюсова организовать по примеру Москвы Петроградское отделение Всероссийского профессионального Союза поэтов. Казалось бы, Брюсов, духовный учитель Гумилёва, должен был сделать ставку на своего ученика. Но, увы, этого не произошло. Видимо, сверху поступило указание председателем избрать Александра Блока.

22 июня Николай Степанович встретился с Александром Александровичем — два первых поэта России обсуждали вопрос создания в Петрограде организации Союза поэтов. Видимо, было найдено какое-то компромиссное решение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии