Осенью 1904 года Николай Бердяев переехал в Петербург. Он намеревался редактировать новый журнал, который решено было создавать на основе уже существующего «Нового пути», выходившего с 1903 года. Идея журнала принадлежала группе символистов во главе с поэтом, писателем и мыслителем Дмитрием Мережковским. Именно они пригласили в редакцию Бердяева и Булгакова. «Мережковцы» представляли литературные религиозные искания, «идеалисты», к которым относил себя Бердяев, – философское и общественное направления. Вскоре «Мережковцы» перестали играть главную роль, направление журнала начали определять Булгаков и Бердяев. Вышло несколько номеров. Но сотрудничество «мережковцев» и «идеалистов» оказалось непрочным, их развели по разные стороны, как всегда, идейные разногласия.
Приезд в Петербург означал для Николая Бердяева встречу с литературным миром. Начало XX века – это новый ренессанс русской культуры. Бердяев чувствовал это опьянение творческим подъемом, происходившее вокруг, обострение эстетической чувствительности, его привлекала новизна, религиозные искания. Наступила эпоха расцвета поэзии, философской мысли, в обществе проснулся интерес к мистике и оккультизму. Сознание интеллигенции изменялось. Философская терминология вошла даже в частную переписку. Повсеместно в кружках и салонах, на страницах печати обсуждались идеи Шеллинга, Ницше, Маркса, Соловьева, Достоевского и Толстого.
Бердяев всегда ждал чуда от общения с новыми людьми. Так совпало, что культурный ренессанс появился в предреволюционную эпоху и вместе с надеждой на преображение жизни нес чувство приближающейся гибели старой России.
В искусстве рождались новые направления. Философская мысль возвращалась к вопросам, поставленным Достоевским и Толстым, но неоцененным по достоинству прежними русскими критиками. Бердяев еще до приезда в Петербург с большим интересом прочитал книгу Д. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский», которую считал лучшим произведением писателя.
После развала «Нового пути» был создан новый журнал – «Вопросы жизни», который издавал Д. Е. Жуковский. В нем, кроме редакторов С. Булгакова и Н. Бердяева, сотрудничали многие яркие мыслители эпохи: Д. Мережковский, В. Розанов, А. Карташев, Вяч. Иванов, Ф. Сологуб, А. Блок, А. Белый, В. Брюсов, А. Ремизов, Г. Чулков, Л. Шестов, М. Гершензон, С. Франк, П. Струве, князь Е. Трубецкой, П. Новгородцев, Ф. Зелинский, Б. Кистяковский, А. Глинка (Волжский), В. Эрн. Общение с ними несомненно повлияло на мировоззрение Николая Бердяева. Во многом он был не согласен с ними, но, как сам признавал, благодаря им значительно расширил свой кругозор.
В ноябре 1905 года по Высочайшему указу было прекращено дело Харьковского комитета РСДРП и Лидия Рапп получила свободу передвижения. Она приехала в Петербург к Бердяеву и больше они не расставались.
Встреча с Д. Мережковским имела для Николая Александровича большое значение. Долгие зимние вечера 1905 года Бердяев проводил в разговорах с женой Мережковского З. Н. Гиппиус. Они засиживались до трех часов ночи. Бердяева поражало в ней отсутствие человеческой теплоты, он находил ее холодность «змеиной». Чуткий к страданиям, Бердяев считал Гиппиус несчастным человеком и при этом очень ценил ее поэзию, хотя поэтов не любил. Личного общения с Дмитрием Мережковским у Бердяева не сложилось. Он считал, что это вряд ли было возможно, главным образом из-за характера самого Мережковского, который не слышал и не замечал людей. Николай Александрович вспоминал, что вечера у Мережковских таили в себе нечто магическое, почти сектантское. Они стремились подчинять, довлели над собеседниками, а Бердяев, индивидуалист по своей природе, не мог этого позволить. Он сам считал себя выразителем новой религиозной и философской мысли. Атмосфера, царившая у Мережковских, в какой-то степени повлияла на поворот Бердяева к православной церкви. Он находил, что в ренессансе XX века, слишком много языческого, и это казалось ему новым ограничением свободы личности.
В Мережковских Бердяева вначале привлекла их неординарность, необычность. Но Николай Александрович всегда был личностью независимой, никогда не сливался с обществом, не позволял поглотить себя коллективной силе, не растворялся в чужих идеях, и мог противостоять сторонней харизме. Как бы ни казались интересны ему новые мысли, как бы ни интересны были люди, он никогда не попадал под их обаяние. Превыше всего он ставил свободу, и любая попытка влияния на Бердяева вызывала у него обратную реакцию. Атмосфере, господствовавшей в умах творческой интеллигенции в начале XX века, он противопоставил свободу личности и духа. Новые веяния того времени лишь слегка задевали его, настолько, чтобы узнать, постичь их и вернуться к своим, изначально волновавшим его вопросам. Он пытался понять новые идеи, но не подчинялся им. Поэтому он оставался всегда одиноким и в марксизме, и в православии.