Стефан Маклин со своей пятеркой воинов оторвался от основного отряда на сотню метров, ему слышались за поворотом дороги звуки кнута, крики людей и ржанье лошадей. «Неужели догнали?» — не верил он. Дважды они обгоняли неспешные обозы, те было видно издалека — торговые. Стефан остановил свой маленький отряд и приказал сменить лошадей и надеть доспехи. Через пять минут, оставив слугу со сменными лошадьми, переговорив с догнавшим их командиром отряда, Маклин погнал свой отряд вперед. Выросшая за поворотом цель вселила в шляхтича чувство радости. «Киевский сброд попал в капкан. Добыча сама идет ко мне в руки! А та рыжая шуба — купеческая сучка! Голову даю на отсечение! Где её хахаль — убийца брата? Пся крев!» — Стефан стеганул своего коня, пытаясь с разбега настичь русских. Его пятерка воинов последовала за ним на полном скаку. Снег лежал неглубокий, хорошо подкованные лошади легко находили опору в ещё не промерзшей земле. Поляков охватило предчувствие удачи, кураж. «Рыжая сучка» бросилась бежать в сторону от дороги. По целине, по крутому склону наперерез ей мчался высокий, богато одетый всадник на огромном коне. За ним устремилась четверка рыцарей. Пытаясь защитить своего хозяина, они оставили отряд без командования, и тот превратился в беспомощную толпу. «Всех вырежем! Смерть пришла киевлянам», — обрадовался Стефан, увидев, как бестолково заметались враги. Пары метров не хватило киевлянину, чтобы защитить купчиху. Шляхтич махнул мечом, и отрубленная голова «рыжей сучки» покатилась по снегу, оставляя за собой ярко красные пятна крови. Высокий киевлянин не стал отворачивать своего коня. В столкновении обе лошади переломали ноги, а Стефан ударился спиной о землю и через минуту умер. Перед смертью он был счастлив. Судьба сыграла со Стефаном злую шутку. Поляки захватили обоз с серебром и бежали, бросив сражаться. Бой был ими выигран, но у командира, в отличие от Стефана, была другая задача: он должен был привезти серебро, иначе всю его семью ожидала плаха.
Воевода Берестья раздумывал недолго. К решительным действиям его подталкивали казначей и старшина купцов. Как сговорились!
— А я говорю верное это дело, и законное. Больше половины серебра полячка с собой увезла! Сотня, посланная комесом Плоцка, если не захватит клад, то существенно проредит эту шайку воров, — нудил казначей.
— Мы готовы выделить в помощь твоей дружине купеческое ополчение — сотню охранников, — наконец, после двухчасового пустого разговора, дошел до сути дела купец.
— Что же ты, и всё твоё, жадное до злата, общество хотят за такое щедрое предложение? — устало спросил воевода.
— Ты забудешь про те расписки, что мы выдали полячке.
— Только про те расписки, которые ты при мне уничтожишь! И заруби себе на носу — всё серебро, захваченное в бою, останется у меня!
— А золото?
— Трофеи все мои!
— Тогда пленных ты отдашь мне!
— Да. Иначе как ты сможешь получить расписки? — засмеялся воевода, — Иди, купец, собирай ополчение, утром выезжаем вслед за поляками. Спустя час, не следует им знать, что мы у них на хвосте.
Поляки владели серебром меньше двух часов. Свежий русский отряд использовал и хорошее знание местности, и своё трехкратное преимущество полностью. Поляков вырезали всех до одного, воевода не хотел неприятностей с соседями. По свежему снегу выслеживали, догоняли и убивали каждого, и воина, и слугу. Воевода давал за каждую голову десять гривен, и дружинники не печалились о пропавшей выгоде — пленниках. Часто за богатого шляхтича можно было получить до сотни гривен, но, пленный — это журавль в небе, а убитый поляк — синица в руках.
Окунь и Вадим увозили полумертвого Никиту в Холм в одних розвальнях с телом Бажены. Сом со слугами ехал следом. Чехи держали заслон, не давая полякам прорваться. Поляки остановили свой натиск буквально на четверть часа, эта передышка дала возможность чехам собрать отряд в один кулак, и вторую атаку русские встретили выстрелами из арбалетов и жестоким встречным конным ударом. Поляки были сброшены с холма вниз, их не преследовали только из-за отсутствия приказа. Чехи не подозревали насколько ценен груз и не рискнули контратаковать, преимущество поляков в численности делало такое решение рискованным. В Холме Никита пролежал без сознания целые сутки. Местный знахарь тщательно осмотрел его и не нашел никаких серьёзных повреждений, только синяки и ссадины.
— Он был слишком напуган, — не лицеприятно высказался знахарь.
— Никита рисковал своей жизнью много раз. Он не трус! — отверг обвинение Окунь.