Нихт капитулирен!

На этой «оптимистической» ноте Бог почему-то исчез, зато в тумане показались очертания берега с небольшим опрятным домиком недалеко от пляжа, а порядком нахлебавшееся воды «богоспасаемое корыто» заскребло килем по днищу.

– Земля! – радостно рявкнул Пининг и истово перекрестился. – Всем покинуть судно!

И едва не подал пример, лишь в последний момент вспомнив, что капитан покидает борт тонущего корабля последним.

Выбираться из бурного моря, это, однако, не фунт изюму. То волна в спину ударит, сбивая с ног, то, откатываясь от берега, назад потащит, а если это еще помножить на усталость и температуру воды немногим выше нуля по Цельсию, то удовольствие выходит гораздо ниже среднего. Собственно, у пятерки морских кадетов имелись все шансы окочуриться в паре десятков шагов от спасения, однако либо Бог сегодня был в хорошем настроении, либо Дьявол дремал, а этого в высшей степени неприятного события не произошло.

– Линь ловите! – раздался громкий мужской голос, и в воду рядом с Карлом плюхнулся кусок каната, за который он не преминул уцепиться. Когда его примеру последовал весь экипаж «богоспасаемого корыта», линь натянулся, и кадетов, словно корабли на буксире (ну, или рыбу на леске – тут уж какая кому аналогия больше по нраву) поволокли к берегу.

Вытянутые могучим рывком кадеты попадали на гальку в нескольких шагах от кромки прибоя, содрогаясь от холода.

– Отставить валяться! – прохрипел Пининг, поднимая себя с земли неимоверным усилием. – Быстро всем скинуть одежду, пока не заледенела!

– Это лучше сделать в моем доме, герр мичман, – произнес нежданный спаситель, сматывая линь. – И чем быстрее, тем лучше для всех вас.

Париж, Елисейский дворец

19 декабря 1938 г., четверть третьего часа дня (время берлинское)

– Ну, Бонне, и как вы прокомментируете вчерашнюю встречу немецкого посла в Токио и японского министра иностранных дел Мацуоки? – Эдуар Даладье, председатель Совета Министров, министр национальной обороны и военный министр Республики испытующе глядел на министра иностранных дел, постукивая не заточенным концом карандаша по столешнице. – Как понимать действия немцев?

– Как попытку продать свой недостроенный линкор, – спокойно ответил тот. – Если вас интересует, чем это все закончится, то, скорее всего, Япония после долгого торга все же приобретет «Тирпиц» для своего флота.

– Меня интересует, почему это началось, – фыркнул Даладье. – Гитлер начал переговоры о продаже «Зейдлица» полякам, теперь собирается продавать свой лучший корабль Хирохито, и, черт возьми, я хочу знать – с какой стати?

– А это не ко мне вопрос, а к Кампинши, – Бонне кивнул в сторону министра военного флота. – Корабли, это его епархия.

– Жорж, давайте не будем валить с больной головы на здоровую, – Сезар Кампинши поморщился. – Понятное дело, что Гитлер принял новую концепцию развития флота, и что это за концепция, мы вскоре поймем. Вопрос-то в ином – почему он это сделал и зачем? Он ведь так рвался пересмотреть условия Версаля в отношении флота, получил, наконец, карт-бланш от Англии, и теперь, фактически, его труды идут насмарку?

– Ну, может это не так уж и плохо? – подал голос Поль Маршандо, министр финансов. – Можем изрядно сэкономить, отложив закладку «Клемансо». [15]

– Нет, он издевается?! – возопил Даладье, и вскочив из-за стола, начал расхаживать по залу совещаний совета министров, заложив руки за спину. Если бы в этот момент на сём полноватом коротышке была одета треуголка, он бы весьма напоминал другого французского государственного деятеля, жившего несколько раньше. – Маршандо, вы идиот! Отложить строительство «Клемансо»! Ха! Три раза «ха»! Вы что, ничего не понимаете? Все вы, господа!

Председатель Совета Министров орлиным взором окинул всех членов этого самого совета, и продолжил свою пламенную речь, не переставая носиться по залу, словно взбесившийся колобок.