Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы

Джордж Лумис крикнул, не подходя к дверям:

— Кто там?

— Фред Джадкинс, — ответил пришедший. Он вынул изо рта трубку на случай, если придется более внятно повторить ответ. Но тут послышался стук железной скобы об пол. Дверь открылась.

— Прошу, — сказал Джордж.

Старик Джадкинс снял шляпу.

Секунд пятнадцать они смотрели друг на друга почти в полной темноте, как будто Джордж давно ждал гостя, потом старик Джадкинс перешагнул порог и пошел к столу. Из всех стульев на кухне один лишь выглядел надежным — скрепленный проволокой стул с прямой спинкой, стоящий перед телевизором, и Джордж принес из гостиной второй, из старого гарнитура, принадлежавшего еще его матери, — длинноногий, черный, разрисованный цветами и птицами. Вернувшись в кухню, он предложил: — Виски? — Его собственный стакан стоял на столе.

— Нет, спасибо, — отказался старик Джадкинс. — Разве что, если найдется, молока.

Джордж подошел к холодильнику, достал оловянный молочник, снял с сушилки банку из-под арахисового масла. Он принес также варенье и прессованный творог, два фарфоровых блюдечка и две тонкие, как бумага, почерневшие ложечки. Потом оба чинно уселись.

— Давно ты сюда не заглядывал, — сказал Джордж.

— Это да.

Оба смотрели в стол. Когда-то они часто помогали друг другу в работе — не Джордж с Фредом Джадкинсом, а Фред Джадкинс и отец Джорджа. Старик Джадкинс еще помнил те времена, когда Джордж был никак не больше, чем сейчас мальчонка Генри — и тоже походил на эльфа, или ангелочка, или еще там что-нибудь эдакое, — он ползал по полу, а его мать, собираясь испечь хлеб, месила вот за этим самым столом тесто. Много времени прошло с тех пор, подумал он и кивнул. С того места, где он сидел, виднелся угол гостиной, и в полумраке можно было различить глянцевитую спинку старомодного, тяжеловесного дивана, стол со стоящей на нем птичьей клеткой и лампу под стеклянным абажуром.

— Как дела? — спросил Джордж.

— Скриплю пока, — ответил Фред Джадкинс.

В темной кухне, освещенной только мерцанием телевизора, их лица выглядели совершенно белыми. Казалось, это мертвецы вернулись в давно уже пустующий дом, обсудить какой-то пустячок, о котором они по забывчивости не поговорили вовремя. Впрочем, они не говорили о нем и сейчас. Старик Джадкинс снова зажег трубку, а Джордж спросил:

— Ты все еще живешь у дочки, Джад?

— Нет, не ужился. Я перебрался к Биллу Луэллину. Удобней во всех отношениях.

— Небось, скучаешь по своей старушке ферме, а? — Джордж поднял стакан и почтительно ждал ответа.

Старик Джадкинс кивнул:

— Это есть.

Джордж усмехнулся.

— Заплати мне три доллара и бери мою. — Он отпил виски.

— Не стоит она того, Джордж.

— Твоя правда.

Трубка опять погасла, и старик Джадкинс снова чиркнул спичкой, но так и не закурил: засмотрелся на безмолвный телевизор — там мужчина в кавалерийском мундире разглядывал гору в полевой бинокль. Джордж тоже посмотрел на экран.

Эта тишина что-то напомнила старику Джадкинсу, но он долго не мог сообразить, что именно. Наконец припомнил: пар. Старый черный локомобиль работал совершенно бесшумно рядом с подключенной к нему молотилкой. Когда поворачивали рычаг, молотилка приходила в действие, сначала медленно, словно какое-то пробуждающееся животное, приемные решетки поочередно поднимались и опускались, будто пилили что-то, не издавая ни звука, и тогда подвозили телегу, тоже почти беззвучно — только скрипнет колесо или брякнет сбруя, — а решетки уже ходят вовсю с легким гудением, наподобие того как гудит шарик на веревочке, и работники приступают к делу — один подвешивает мешки, один — на платформе, еще двое — с вилами на телеге, и двое парнишек оттаскивают полные мешки и подносят порожние, и все это без звука, только работники негромко перекликаются, шутят, да ровно гудит локомобиль, и решетки захватывают необмолоченное зерно: чух-чух.

— Мне давно бы уж надо к тебе зайти, — сказал старик Джадкинс. — Совсем люди перестали видеться.

— Это и моя вина, — сказал Джордж.

Из принципа не раздумывая, не задавая вопросов, не предлагая советов, старик Джадкинс смотрел на экран телевизора, смутно любопытствуя, что там происходит, и понемногу допивал молоко. Из чистого прохладного водопада вывалилась пачка сигарет. Наконец он встал.

— Редко видимся, Джордж, — сказал он.

— Очень редко, — ответил Джордж. Он протянул старику руку. Тот пожал ее.

Потом Фред Джадкинс ушел домой.

У себя в комнате, где на подоконнике рокотал, мелькая лопастями, вентилятор, старик Джадкинс сел перед выключенным бензиновым калорифером, достал трубку, выколотил и набил табаком. Он знал: иногда его все-таки будет донимать вопрос, как попала к Джорджу таратайка Козьей Леди. Знал: вопреки всем его принципам по временам его будут посещать сомнения. И может быть, разгадка выплывет в каком-то разговоре, или кто-либо другой наткнется на нее — шумливый сплетник или тупоумный правдолюбец горожанин, и тогда и он узнает. А может быть, нет. Не все ли равно.

Немного погодя он произнес, тыча трубкой в свое отражение, нерешительно заглядывающее в комнату из окна: