— Пошел ты! Не трогай меня! Скотина! Козёл! — я забилась в его руках, и даже пару раз съездила по небритой роже, пока он меня не скрутил. Обхватил руки и завел назад, прижал к холодному кузову машины, и в рот своим врезался, даже зубы наши стукнулись, и так больно прихватил губы, и языком так похабно и глубоко залез, что всё дыхание напрочь, вместе с сопротивлением снёс. И я словно в угаре хмельном, отвечала на эту грубость, наплевав, что вечерний двор полон людей, что мы под окнами моего дома, и каждый меня тут знает. Я снова подчинялась силе. Покорялась грубости. И млела, как течная сучка, млела, от этого напора. И мыслей в моей голове не осталось, только эта звериная тяга, этот сумасшедший натиск.
Атака.
Ярость.
Кирилл давно отпустил мои руки, и я впилась пальцами в его волосы, притягивала его ближе, и стонала в его губы, что продолжали терзать до боли и синяков. Он же яростно водил руками по моей выгнутой спине, вдавливая меня в себя, и я чувствовала всю степень и глубину его желания. И я разделяла его. Я тоже хотела его. До ломоты в мышцах. До красных точек перед глазами. Хотела. Я и сама не осознавала, что этот аромат, этот вкус, это грубая щетина, на моём лице, эти жесткие пальцы, всё это, мой личный афродизиак. И поэтому позволяла прилюдно целовать себя и откровенно трогать.
— Блядь! — рычит он, и я открываю глаза. — Я же сейчас трахну тебя на глазах у всех!
А я не против. Я настолько поплыла, что снова ищу его губы, и он прикладывает усилия, отстраняется, выпускает меня из объятий, отходит. А я стою, покачиваясь, и никак не могу придти в себя. Вот только что смерч крутил в своей воронке, и тут, раз и всё стихло. Но только снаружи, а внутри всё ещё буря. И, меня качает, потому что вкус его во мне, и прикосновение пальцев и горячих ладоней тоже ещё ярки.
— На хуй мужа твоего, слышишь, зеленоглазая! — рычит Кирилл, но близко не подходит, боится сорваться, а я смотрю на него расфокусированным взглядом, и смысл его слов потихоньку начинают доходить до меня. — Если не смог удержать при себе, на хуй!
— Чего ты хочешь? — голос мой сипит.
— Тебя хочу! На свой хер! Буду крутить в разные стороны, пока не надоест! Только Саньку дотронуться до тебя дам! — в своей грубой манере отвечает Кир, сверкая глазами.
— А меня спросить не хочешь? — во мне просыпается гордость.
— А что тебя спрашивать? — ухмыляется Кирилл, и снова прижимает меня к машине, и своим телом загораживает, и бесцеремонно лезет в свободный пояс моих джинс, рукой, и прямиком в трусы. Я только ахнуть успеваю, и в плечи его вцепиться, да глаза закатываю, когда длинные пальцы проходятся по влажным складочкам, захватывают больше влаги. Кир достаёт руку, и проводит влажными пальцами, по моим губам размазывая мой вкус, и склоняясь, слизывает его.
— Только не говори что ты против, потому что, это будет пиздёшь, зеленоглазая, — говорит он у самых моих губ. — Только представь, как я отдеру тебя! Как натяну на свой хер! Хочешь? — и толкается в меня, и я чувствую бедром его твёрдую плоть.
— Хочу, — не решаюсь юлить, и так всё понятно.
— Тогда погнали! — и Кирилл шлёпает меня по ягодице.
— Куда? — я отступаю, совсем не готовая куда-то гнать.
— Захватим Сашку, и уединимся, хер колом, как бы тебе отсасывать не пришлось в машине, — спокойно отвечает Кир.
— Подожди Кирилл, — я вытаскиваю свою руку из его лапы, и отступаю, — я не могу вот так сразу…
— А чего, с муженьком своим простится, хочешь? — зло усмехается он, и его глаза сверкают. — Или может дать ему напоследок?
— Да пошёл ты! — снова злюсь. — Никуда я не поеду, иди на хрен!
Отталкиваю его и бегу к двери подъезда, но он ловко перехватывает меня и прижимает к той самой двери.
— Слушай сюда, Света, — рычит он, — даю тебе срок до завтра. Собирай всё что нужно, остальное если понадобится купим. Хочу чтобы при мне была, поэтому завтра переезжаешь ко мне… И рот закрой, — обрывает он меня видя, что я собираюсь перечить. — А то вставлю член туда, прямо в этом подъезде. Всё поняла?
Я поджимаю губы.
— Я спросил всё поняла?
— Ты что меня заставишь? — всё же не выдержала я.
— Ты не против, — ухмыляется он, и проводит своими пальцами, теми, что были во мне, перед своим носом, шумно вдыхая хранящийся ещё аромат, и меня снова заводят эти его варварские замашки. Снова стреляет низ живота, и дыхание ускоряется. Я злюсь на себя за это и толкаю его со всей силы, и он позволяет мне отстраниться и даже не говорит ничего на прощание, просто уходит. Садится в ту самую спортивную машину, и резко газует, уезжает. А я стою, нет сил совершенно, подняться, и встретится с Вовой.
7
Захожу в прихожую, тихо. Осторожно заглядываю сперва в кухню, потом иду в комнату мужа. Лежит на разворошенной кровати, громко сопит.
— Вов, ты спишь? — тихо спросила, не рискуя подходить близко.
Муж разворачивается, являя окровавленное лицо. Я поджимаю губы.
— Довольна? — скрипит Вовин голос.
— Чем, довольна? — растерялась я, рассматривая его лицо, замечаю ещё и синяк, который наливался под глазом.
— Твой ёбарь, уработал меня, — Вова встаёт, и, охая, проходит мимо.
— Вов…