Всё это — то, что происходит. Это просто то, что происходит, — страх, адреналин, чашка чая, адреналин вновь утихомиривается, сигарета…
Как только задействуется ум, тотчас же возникают средства, анализ и ответы на вопрос о том, как же с этим разобраться. «Как мне с этим разобраться?» Возникает страх — на самом деле он возникает в безвременье, — но затем ум вновь его захватывает, и часы начинают тикать, и теперь нам уже нужно что-то с этим делать. Начинается некая история; это уже другая история. Происходят миллионы маленьких историй на тему того, как справиться с тем, что происходит; нет никакой возможности просто позволить ему быть тем, что оно есть. И в конце концов ищущий обычно ищет лучшую ситуацию, или, если это чистое удовольствие, за ним так же стоит что-то, что говорит: «Как мы можем это удержать?» Потому что где-то осознаётся, что удовольствие не долговечно. «О, может ли это быть вечным?», или «Оно здесь, оно прекрасно, но каким-то образом я знаю, что оно скоро пройдёт». В отдельности присутствует некая постоянная вмешивающаяся во всё функция. Пока ваша жизнь не утрачена, вы постоянно будете в неё вмешиваться.
«Сновидческое» мышление.
Да.
При освобождении «сновидческое» мышление происходит, но его гораздо меньше. Оно всё ещё происходит, и это просто ещё одна видимость, которая происходит ни с кем, в свободном падении. Никто на неё не претендует.
Нет необходимости в различении, так как оба этих видимых происшествия — это бытие, и, таким образом, ни одно из них не является более важным или ценным, чем другое. Нет больше ничего, что бы всё просчитывало — это есть это, а то есть то — это есть только то, чем оно является. Но чтобы ответить на вопрос, я его описываю.
Нет ничего, что бы слышало, это — всё, что есть. Невозможно об этом рассказывать. Это нельзя познать! Отвечая на вопрос, я говорю вам, какое оно; это описание того, что является бытием. «Сновидческое» мышление просто является «сновидческим» мышлением. Однако, описывая его, очевидно, пользуешься какими-то словами, но в реальности нет никакого рассказа об этом, так как нет ничего, что бы воспринимало. Иными словами, там внутри больше нет судьи, который бы пытался определить ценность какой-то определённой мысли.
Когда это существует, когда кто-то задаёт вопрос «ничто», это «ничто» отвечает и, описывая видимую ситуацию, подходит к данному вопросу с точки зрения того, кто задаёт вопрос. Оно разрушает то, что стоит за этим вопросом, но оно также использует язык, пытаясь описать то, что невозможно описать. Язык неизбежно двойствен.
Конечно, нет. Я только что объяснял кому-то там, снаружи, что это настолько полностью спонтанно, так как внутри этого ничего нет, так как то, что сейчас говорится, идёт не от ума; ум в этом вообще не участвует. Это исходит просто из «ничто», поэтому нет никакого наблюдения за этим. И ничто не говорится. Если бы ответы давались с точки зрения понимания ума, то мы бы получали совершенно другие ответы, которые бы были прочно укоренены в логике, истории и идее о становлении.