Ничто суть всё

Так что мы, видимо, пытаемся построить мир, который, мы думаем, что знаем. Мы думаем, что мы это делаем. Бытие это делает. Мы верим, что мы продолжаем это делать, и таким образом мир становится известным и скучным… и, по-видимому, безопасным. Мы говорим о том, чтобы полностью вновь пробудиться к абсолютному изумлению и неприкрытой, живой, детской невинности. Это удивительным образом освобождает, но это также и опасно. Это бытие в незнании.

А страх присутствует?

Страх всё ещё может возникать. Возникает всё, что угодно… для «никого»… Это абсолютная, безграничная, страстная жизненность.

Это звучит так потрясающе.

Да, но это потрясающе для «никого».

Эта страстная жизненность продолжается?

Она не продолжается, так как никогда не начиналась и не заканчивалась, она никогда не приходит и не уходит. Она вечна.

Вы видите всё через пелену. Вы видите всё с точки зрения отдельного сновидящего в происходящей во времени истории. Из чего-то, что видит лишь что-то другое. Поэтому вы и не видите, чем является стена на самом деле. Вы видите её такой, какой она вам снится… а снится она вам чем-то отдельным… а не в качестве ничто, которое суть всё.

Хорошо. Я не только искатель снов; всё, что я вижу, — это также сон?

Это так выглядит.

Хорошо. А если затем происходит пробуждение, появляется что-то другое?

В каком-то смысле это имеет отношение к ничему и всему. Или, только в этом разговоре, давайте назовём их «ничто» и «всё». Сновидящий ищущий воспринимает себя только как «что-то» и, таким образом, так же воспринимает стену как что-то другое. А когда нет никакого сна, стена воспринимается как ничто и всё. То, что сновидящий ищущий не видит, и слишком боится, чтобы увидеть, — это «ничто» во всём, что проявляется.

А если никого нет, то…

То всё — суть «ничто» и «что-то».

Хорошо. Значит, тогда они — одно и то же.

Да, но в каком-то смысле всё воспринимается иначе, так как оно видится таким, какое оно есть на самом деле, — как ничто, возникающее как всё, что и есть бытие.

Но мы уже… никогда так не было, чтобы не было «никого»?

Безусловно, нет. Есть только бытие. Но теперь, я боюсь, мы вновь вернулись к иносказаниям. Есть только ничто, возникающее как всё, а у индивида возникает идея, что есть индивид, который видит только лишь что-то отдельное.

У меня появились очень явные, глубокие чувства о том, о чём вы говорите.

Да. О том, чтобы ощущать эту непосредственную, живую жизненность, в чувствах, которые являются этим даром незнания.

+ + +

Что вы ощущаете, стоя сейчас здесь? Можно это как-то описать?

Тепло. Тепло, возбуждение, ноги на полу. Кто-то вон там только что переместился. Машины проезжают мимо.

Но всё это не складывается в своего рода «нечто»?

Нет, это просто то, что кажется происходящим. Бесформенное, имеющее форму… бытие.

Хорошо, значит, они не соединяются. Я думаю, что, быть может, это мы их соединяем.

Это отдельная сущность их соединяет и превращает в историю, которая может быть познана. И им также снится, будто то, что происходит, происходит с ними, и что оно намеревается чего-то достичь.

То, что я ощущаю, — абсолютная правда — это удивительное чувство уязвимости, будто с меня спал панцирь.

Да.

И у меня даже мурашки по телу бегают. У меня такое чувство, что это…

Рискованно?

Да. Такое ощущение, что с тебя сняли какую-то кожуру. Будто ты — креветка, или что-то в этом роде. Если снять кожуру, то вообще остаёшься без защиты. И чувствуешь себя неуютно. Если я не вхожу в какую-нибудь историю, возникает физическая неловкость.

Вы вновь становитесь самими собой и ощущаете себя в безопасности, когда вы входите в видимую историю самих себя во времени.

Да, но нужно просто уживаться с этой уязвимостью и смиряться с ней?

Нет никого, кто бы с чем-то смирялся, есть лишь нагота.

Значит, всё это просто происходит?

Это подобно тому, как быть голым и открытым всему, и в этом есть ощущение рискованности. Всё вдруг неизведанное и очень живое… нет никаких фильтров.