Ничей ее монстр

— Неужели? — мне не понравилась эта ухмылка и то как он взял в руки лошадку моего сына и покрутил ее перед глазами.

— Не зли меня. Не то я очень сильно обижусь, и водитель забудет забрать твоего сына или кто-то очень плохой заберет его раньше и увезет в неизвестном направлении.

Я вскинула голову и двинулась в сторону подонка, но он свернул лошадке голову и отшвырнул ее в сторону.

— Переодевайся. Сука. И не зли меня. У тебя всего четверть часа на душ и на переодеться, чтоб ровно через полчаса зашла с черного хода в дом. Иначе не увидишь своего ублюдка мелкого, ясно? Все. Время пошло!

Я поднималась по ступеням, тяжело дыша и чувствуя, как сердце дергается внутри и как всегда становится трудно дышать только от одной мысли, что он прикоснется ко мне. Подошла к двери и едва подняла руку, чтоб постучать она отворилась и Барский впустил меня внутрь своей спальни. Придавил дверь широкой ладонью, скользнул пальцами по гладкой деревянной поверхности нащупывая ключ, провернул его в замке. И этот звук эхом зазвенел у меня в ушах.

В комнате, как и всегда, царил полумрак и на столе разбросан ворох каких — то бумаг и документов. Странно… если учесть, что он не мог бы их прочесть.

Но я забыла обо всем, едва Захар впечатал меня в эту дверь и навис надо мной, впиваясь пустым взглядом в пространство между нами… и все равно давая мне ощутить это прикосновение взгляда к коже.

— Здравствуй, девочка без имени.

А я смотрю на его глаза и меня уносит… уносит в эти льды, в этот безумный холод от которого покалывает кончики пальцев. Задохнулась, ощутив насколько он близок ко мне и в тоже время насколько далек. И я не могу оторваться… я ступая босыми ногами по его льду и он такой хрупкий, такой потрескавшийся и скользкий, что я точно знаю — мне обратно не выбраться. Он треснет и я, изрезавшись до крови, утону. Но пути обратно уже нет и цепкие пальцы удерживают меня за плечо, постепенно разжимаясь, чтобы заскользить вверх к ключице, поднимаясь к волосам, к скуле. И я ощущаю, как электрические разряды скользят и вспыхивают вдоль позвоночника. Очертил воротник блузки, прочертил линию вены возле уха. Чуть прищурился, склоняя голову.

— Какая интересная реакция… Мурашки. Холодно? Страшно? Противно? Нравится?

Нет, он не говорит со мной. Он говорит сам с собой. Наклонился вперед лицом туда, где только что трогали пальцы. Потянул запах, и я вся напряглась и замерла. И в ту же секунду ощутила, как напрягся и замер он, принюхиваясь к коже, скользя щекой по моей шее к лицу.

Коснулся губами кожи, и я дернулась как от удара хлыста, закатывая глаза. Мне не просто нравится… меня трясет от волнения и от жгучей радости, от невыносимого трепета во всем теле. Захлестывая кипящей волной голода по его губам и поцелуям. С губ срывается тихий выдох, когда его рот поцелуями скользит по моей шее вниз к плечу. Тут же оторвался от меня, и я вижу, как стиснул челюсти, как его взгляд становится все холоднее и холоднее и этот холод жжет посильнее огня.

Смотрю на его рот и задыхаюсь от сумасшедшего желания впиться в него своими пересохшими губами. И память рисует как эти губы скользили по моей коже, как взгляд, горящий голодом и похотью, следил за моей реакцией. Так и сейчас я завороженно следила за каждой чертой его лица. Погружаясь в собственный мрак, в собственное безумие. Взял мою руку и поднес к своему лицу. И мне кажется он какой-то странный сегодня. То ли слишком спокоен, то ли слишком возбужден. Все его движения вкрадчивые и в то же время отрывистые. Привлек резко к себе, разрывая ворот блузки, опуская лицо к моей груди, впиваясь губами в кожу, скользя по ней широко открытым ртом, и я сама не поняла, как схватила его за волосы прижимая к себе еще сильнее…

И в эту же секунду я трезвею от адской боли, дергаясь всем телом и понимая, что его зубы водрались в мою плоть ближе к соску. Попыталась вырваться, но его сильные руки скрутили меня, сдавили с такой дикой яростью, что мне показалось я слышу треск собственных костей. Какие-то доли секунды и он сбивает меня с ног на пол. Еще не понимаю, что происходит, но Барский давит меня всем телом в шершавый, царапающий тело ковер. Скручивает мне руки за спиной, так больно, что у меня на глаза наворачиваются слезы.

Еще молчу… еще не издаю и звука.

А он наклоняется ко мне скалясь хищно, дико.

— Что такое, Таня? Хочется заорать от боли, а ты молчишь? Сколько тебе платили за это молчание? Кто платил? Только я или еще кто-то?

От неожиданности сердце не просто забилось быстрее, оно замерло, а потом заколотилось от страха с такой силой что я думала сейчас задохнусь. Молчать. Это просто проверка… это просто подозрение. Если я не издам ни звука он решит, что ошибся.

Стянул с меня трусики, содрал юбку, отшвырнул в сторону и навис надо мной снова.

— Молчишь? Хочешь поиграть? А, сучка?

Сдавливает грудь обеими руками, сжимая соски пальцами, за самые кончики. А у меня вопреки сковывающему тело страху так же ярко вспыхивают перед глазами всполохи едкого возбуждения. И кровь несется по венам с дикой скоростью.