Ничей ее монстр

Я готовила, как метеор. Внутри все впервые за столько времени ликовало. Буквально разрывалось от совершенно дурацкой радости, легкости, от какого-то ощущения маленького счастья. Глупо так. Ведь ничего особенного не произошло, но я все еще видела перед глазами их обоих, держащихся за руки и у меня так сладко ныло в груди, так замирало там все, и мечты … мечты, они лезли в голову, они покрывали все раны нежнейшим слоем бальзама.

— Татьяна, ты где была? — обернулась к Раисе, сжимая в пальцах чайник.

— В город ездила… за лекарством для Гриши.

— А мне почему не сказала? Сегодня машина отправилась за продуктами могли и тебя подбросить.

— Я не знала и…

Раиса осмотрелась по сторонам и подошла ко мне вплотную:

— Будь осторожна с Янкой. Зуб она на тебя наточила, если решит, что тебя здесь не должно быть даже я помочь не смогу. Подставит, подсидит так что никто не подкопается.

Я поднялась по лестнице с подносом и остановилась в дверях кабинета Барского. Они сидели друг напротив друга за столом. Точнее Гриша стоял на коленях на стуле. А Захар откинулся на спинку кресла. Перед ними шахматная доска и расставленные на ней фигуры.

— А как ты будешь играть? Ты же не видишь.

Я вошла в кабинет и поставила поднос на стол.

— Можно разметить шахматную доску. Подписать или пронумеровать каждую клетку, — сказала я и Барский чуть прищурился.

— Я могу это сделать. Вечером.

— Сделай. А то в этом склепе можно подохнуть от скуки.

— А что такое склеп? — сппросил Гриша прокручивая в пальцах шахматную фигурку.

— Это могила. — ответила я.

— Неее. Это такое темное место, где воняет сыростью, бегают пауки и памятники покрываются пылью.

Барский потянулся за гренкой и когда с наслаждением надкусил я невольно улыбнулась.

— Мам, ты такая класивая когда улыбаешься.

Барский чуть склонил голову к плечу и откусил еще кусок хлеба.

— Правильно маме надо делать комплименты. А какая твоя мама, Гриша? Какого цвета у нее волосы?

Снова все дернулось в груди. Испугалась. Даже дышать перестала.

— Мы пойдем. Я отведу его во флигель, чтоб не мешал вам. Потом вернусь убрать в вашей комнате.

— Я кажется не говорил, что твой сын мне мешает.

— Ему надо принять лекарства он приболел и потом укладывать спать. Он спит днем.

— Я не хочу лекалства и не хочу спать. Я иглать хочу!

Я схватила сына за руку и стянула со стула. Радость как-то мгновенно испарилась. Не знаю почему. Она вдруг мутировала и стала отдавать горечью на языке. Это все не настоящее и никогда настоящим не станет. Этот человек убить нас обоих хотел… А я просто сумасшедшая идиотка, если решила, что все может быть иначе.

— Ну ладно. Делай, что мать говорит.

Облегчение я испытала только когда мы оказались во флигеле, и я напоила Гришу чаем на травах и уложила в кровать. Он выглядел взбудораженным и очень перевозбужденным. И… как ни странно ему понравился Захар. Он постоянно о нем говорил. Не переставая. Спрашивал или размышлял вслух. А перед тем, как уснуть вдруг заявил…

— Он похож на волка. Умного и очень сильного. Я хочу вырасти и стать таким как он.

Усмехнулась и погладила по непослушным темным волосам. Знал бы ты, малыш, насколько ты уже на него похож.

* * *

После уборки в комнате и кабинете я уже собиралась уходить. Подошла закрыть окно и застыла, облокотившись руками на подоконник. Захар стоял на каменном плато, а через несколько сантиметров начиналась лестница из высоких каменных ступеней, ведущих вниз в сад. Я не сразу поняла почему он стоит и не двигается. А потом заметила, что его трость валяется в траве и сверху на нее, кружась, падают листья с клена. Барский неуверенно продвинул ногу вперед, а я выскочила из кабинета, и сама не поняла, как уже выскочила на задний двор в одном домашнем платье. Быстро сбежала по ступеням и, когда запыхавшись, хотела поднять трость он выставил руку в предостерегающем жесте.

— Не сметь! Я не просил!

Закусив губу так и стояла сзади удерживая его трость и не знала, что теперь сказать или сделать.

— Впереди ступенька высокая и глубокая. — сказала и медленно выдохнула. — на расстоянии пары сантиметров от вас.

Сделал шаг и еще один, нащупал ногой выступ и спустился на одну ступень.

— Там еще шесть таких. Ширина примерно с вашу ступню.

Смотрю на красивый четко очерченный на фоне пронзительно синего осеннего неба, профиль, и сердце сжимается. Мне страшно, что он оступится и упадет, а внизу возле цветников выложен декоративный булыжник. Спустился сам на три ступени, потом еще на три и снова остановился.

— Если повернуть налево начнется тропинка в сад, — тихо сказала я и пошла следом за ним. Не гонит, а я и уходить не хочу. Так и идем он медленно, и я плетусь сзади с его тростью в своем тонком платье и не чувствую холода. Хотя кожа мурашками покрылась и зубы вот-вот стучать начнут.

— Здесь растут оранжевые розы. Их должно быть двадцать три.

— Они есть.

— Двадцать три?

Я пересчитала розы. Их действительно было двадцать три кустарника. Один маленький.

— Каждый год досаживают по одному. — сказал Барский и прошел вперед уже более уверенно. — Сколько тебе лет, Татьяна?