— Гришаааа! — Я присела на корточки перед Волчонком, в отчаянии глядя то на него, то на Захара.
— Как интересно. Не зря говорят, что устами младенца глаголет истина. — усмехнулся Барский, чуть поджав нижнюю губу, — так значит дядьки и проблемы с полицией?
— Нет. Вы не так поняли. У меня нет никаких проблем с полицией. Я не преступница!
Моя и так зыбкая позиция в этом доме в эту секунду показалась мне карточным домиком из которого мой сын только что выдернул карту и тот начал разваливаться на глазах.
— Тогда кто ты? То, что ты лгунья мы уже выяснили. Дважды, а то и трижды. То, что ты опоздала на работу мы уже тоже знаем.
— Он хотел маму обидеть, а она ему лицо лазукласила. Мама холосая. Она не лгунья!
Захар снова усмехнулся. И я не могла понять он злится или все что говорит Гриша его забавляет.
— Разукрасила значит? Это как?
— Отбила горлышко бутылки и… нарисовала пару черточек на его физиономии, — сказала я и поправила воротничок Гришиной рубашки, — когда он решил, что ему все позволено. А так как жертва сынок местного олигарха, то пришлось уехать искать работу в другом месте.
Я пригладила волосы Гришки, щелкнула по носу и прижала к себе. Мелкий предатель. Сдал с потрохами.
— А утром на автобусе возишь?
— Да. Я обычно успеваю. В семь выезжаем, и я как раз к началу работы возвращаюсь. Но Гриша приболел немного и пришлось дома оставить. Я в город поехала за лекарствами и опоздала на обратный автобус, пришлось пешком, поэтому опоздала… Простите, этого больше не повторится. И…
Барский достал с кармана сотовый, а я сжала ручку Гриши, внутренне напрягаясь всем телом. Ну вот и все. Сейчас скажет Макару, чтоб тот рассчитал меня. Чееерт! Волчееек! Что ж ты наделал? Зачем вышел на улицу? Я же просила тебя дома сидеть и рисовать.
— Макар, я так понимаю ты в курсе, что во флигеле находится маленький ребенок?
— Захар Аркадьевич, я говорил Раисе, но у нас была нехватка кадров и…
— Я хочу, чтоб с завтрашнего дня…
«Их обоих здесь не было…»- мысленно закончила я фразу.
— Чтоб с завтрашнего дня мальчика отвозил в садик твой человек.
Я не верила своим ушам, не верила, что он это говорит. Вот этими губами, вот в этот сотовый. У меня на глазах.
— Ээээ… хорошо, как скажете.
— С этого момента ты отвечаешь за это.
— Да, я понял.
— Вот и хорошо, что ты у меня такой понятливый. Придумай заодно причину посерьёзнее как получилось так, что здесь находится работница, у которой проблема с полицией, маленький ребёнок и которая опаздывает на работу.
Выключил сотовый и сунул обратно в карман. Гриша смотрел то на меня, то Захара. Он выглядел ужасно растерянным. Как и я. Я ничего не могла понять. Меня увольняют? Если да, то почему распорядился возить сына по утрам?
— Я хочу съесть свой завтрак в ближайшие полчаса.
Я тяжело выдохнула и посмотрела на ребенка. Если бы не опоздала уже сделал б завтрак и вышла на перерыв, потом уложила бы его на дневной сон. И куда мне его теперь деть?
— А чтоб ты быстрее его приготовила мы с твоим Гришей пойдем ко мне. Пойдешь играть в шахматы, мужик?
Спросил у малыша, а я стиснула пальцы в кулаки. Господи! Я ведь совсем к этому не готова. Вот ко всему этому. А что если Гриша что-то скажет или… или как-то меня выдаст? Достаточно только имени и Барский может начать складывать свой пазл.
— Что такое? Задумалась? Боишься отпустить сына с Монстром? Или как там вы меня между собой называли? Бабайка? — он расхохотался… нет, не злобно и не саркастично, а искренне и мне захотелось рассмеяться вместе с ним и одновременно расплакаться. Видеть их рядом это так больно, это так непередаваемо чувствительно, что кажется у меня все нервы обнажились и их задевает лезвием опасной бритвы.
— Я не умею иглать в те штуки.
— В шахматы?
Гриша кивнул, потом спохватился
— Да.
— Я научу. Пойдем? Или ты за мамкину юбку держишься? Мужик ты или нет?
Протянул большую ладонь, и я… я была уверена, что мой сын никуда с ним не пойдет. Но, оказывается, я его не знала. Не знала ни с каких сторон кроме той, к которой привыкла. А мой Волчонок выпустил мою руку и вложил маленькую ладошку в ладонь своего отца, и я закусила губу, так сильно, что на глазах выступили слезы. Или они выступили еще до этого.
— Поторопись с гренками мы голодны. Ты уже завтракал?
Захар спросил так непринужденно словно знал моего сына … нашего… нет! Моего! Целую вечность.
— Да.
— А я нет.
— Ты не ешь манную кашу? Мне мама утлом давала.
— Нет. Я ее не люблю.
— И я не люблю
Мои глаза широко распахнулись. Как это не любит? Он же ест ее каждое утро! Устинья готовила и ел ведь.
— Ем, чтоб мама не ластлаивалась, но я ее ненавижу.
Ну вот и приехали.
— Там эти мерзкие комочки, да?
— Ага. У мамы их немного, а у Лаисы много и она воняет маслом.
— Да. У Раисы с готовкой не сложилось. А гренки с чесноком любишь?
— Гренки люблю, а чеснок колет язык.
— Ладно ты будешь без чеснока, а я с чесноком.