Ничего святого

широкожопых от кормёжки.

Врасплох гиганта не застичь,

свой облик в горизонт впечатав,

он ходит гордо, как москвич

среди приезжих азиатов.

Да, он съедобен иногда,

когда от гриппа сдохли куры,

и карп уснул среди пруда

от слива вод мануфактуры.

Но и йоруба, и зулус,

и боевые готтентоты

давно его забыли вкус,

а любят чипсы или шпроты.

И вдруг — какой ужасный рок!

Обагрен кровью Копенгаген!

Один, совсем ещё телок,

убит, как Троцкий, как Корчагин!

Шурупом в голову! Пиф-паф —

убит, убит и съеден львами…

Сегодня жертвой пал жираф,

а завтра нас застрелят с вами?

Европа... Что с тобой стряслось?

Словила вирус из Ирана?

Твой символ, твой сохатый лось

не хочет участи барана!

Мы этих трёхнутых датчан,

что о свободе геев мямлят,

самих покрошим, как кочан!

И кстати — будь ты проклят, Гамлет!

(предвзятость)

Любой, а особенно лысый в очках,

а особенно с жиром на мягких бочках,

а ещё постоянно вещающий вздор,

задирающий нос, будто он командор,

будто он симпатичнее даже котов,

должен быть постоянно и жёстко готов,

что какой-нибудь кто-то (а именно — я)

оскорблён просто фактом его бытия.

(братские народы)

Джаз уютно ласкал перепонки...

И тут нас вдруг огорошили:

американцы то, типа, подонки!

Твари гнусные, нехорошие!

А когда угощались галушками —

вкуснятина, мы чуть не спятили —

упс, и хохлы с их хохлушками

оказались жлобы и предатели.

А как ямбы любили с хореями,

упивались стихами шипучими?

А поэты все вышли евреями,

а евреи те Бога замучали.

Как же быть славянину-то русскому?

Чем питать ему душу и мускулы?

Из народов поставить свой плюс кому?

Кто ударом не выбьет ему скулы?

От Суринамов и до Дакот,

через Анголу да во Вьетнам —

так получилось, что пёс да кот

самыми близкими стали нам.

(метатема)

Начитался поэзии в стиле fusion,

обескуражен. Мозг перегружен —

требует перезагрузки,

чтобы не разучиться понимать по-русски.

Из новостей: рифма — дурной тон,

фраза обязана весить шестнадцать тонн,

у любого явления и предмета

есть астральное тело с приставкой «мета»,

а кто не видит астральное тело —

тот не поэт и вообще не брателло

(Блок? А какой он ведёт блог?)

Короче.

Настоящие производители духовных скреп

давно по клубам читают рэп.

И я по старинке начну с куплета —

глядишь, и придумаю scoop лета.

(на страже морали)

И в Русском музее, и в Эрмитаже,

и в Третьяковке, и в Лувре, и даже

во Храме Господнем, невинно юны,

младенцы сидят, обнажив писюны.

И чтобы не вызрело семя разврата,

уже омбудсмен призвала депутата —

ребёнка они завернут в бельецо,

а маме хиджабом закроют лицо.

(под маской злодея)

Нет ничего святого для меня —

я ржу как конь у Вечного огня,

Ловлю айфоном в церкви покемона,

ругаю матерно Вована и Димона,

Оправдываю педо-педагогов,

что портят школьниц, знаньями растрогав,

Я рад пендосам руки пожимать —

и это всё гнетёт старуху-мать.

И уж со мной супруга не близка,

и дети крутят пальцем у виска.

Я — злобный тролль и порожденье ада,

но публика в сети мне очень рада —

Ей повод есть осмысленно и строго

встать на защиту Родины и Бога.

(Цой)

Сначала Цоя убили в аварии.

Но жив был дух его, втёрт в

шершавые камни арбатских стен.

Потом пришли какие-то твари и

написали, что Цой, мол, мёртв —

и правы. Мы не хотим перемен.

(день памяти)

Запрет на убийство — божественный код,

взломавшим обещан ад,

но если клеймить человека как скот,

то это другой расклад.

И типа мычанья тогда их плач,

и типа лая их речь,

и сильных можно в телегу впрячь,

а слабых отправить в печь.

(арт-обстрел)

Я был вчера на вернисаже,

хотел понять про «модерн-арт» —

как различать оттенки сажи?

И как попёр у Ротко фарт?

Средь перепачканных полотен

я брёл конкретным дураком,

ловя искусства дух бесплотен,

к иным вибрациям влеком:

вот пенис — медная головка,

вот орк блевотину исторг.

Я ощущал себя неловко,

но имитировал восторг.

Нас, дураков, был целый клан там,

мы пили, чтоб не выпасть, эль...

И понял я — талант талантом,

а хорошо идёт пастель.

(поэзия начала века)

А в далёком 13-м годе

мы сидели с тобою на даче,

говорили о фичах, о моде,

о Мавроди и о Фибоначчи,

И о том, что становится хуже,

и вокруг все — гандоны и бесы,

что готовиться надо бы к стуже,

но от нас не зависят процессы.

И осенне краснела природа,

протекая за край черепицы...

Как уютно вдали от народа,

от зловещей кипящей столицы.

А зимою сожгли даже лыжи,

даже грабли сожгли, даже кегли.

Слава богу, хоть живы. В Париже.

Как арабы и прочие негры.

(молитва)

О боже, как надумаешь опять

менять геном весёлым обезьянам,

не делай это наспех только, блять,

как в прошлый раз — обкуренным и пьяным.

Построй в раю их, перед тем как дать пинка,

и прогони им правильных телег там.

И да, не понял, что — кишка тонка

обезобразить лица интеллектом?

 

(курьер)

Андрей, работавший курьером,

чужим завидовал карьерам —

везя бумаги в Мосэнерго,

он ненавидел Вексельберга,

Мутко, Собянина, Собчак.

Садясь в уборной на стульчак,

он срал не в радость организму,

а персонально на харизму

Цекало и Ивана Дорна,

и прочих звёзд кино и порно,

чьи гонорары столь объёмны,

что можно съехать из Коломны,

и снять на Патриках этаж,

и драть не выпивших наташ,