Ничего святого

Во двор нельзя, там все — шпана.

Болит? Вот йод, вот но-шпа, на!

Баб будет много, мать одна,

печенька печени вредна...

И вырос, и куда-то влип —

не то бандос, не то талиб,

и плачет тётка пожилая —

да я ж, сынок, добра желая…

(классический приём)

Мои достоинства неявны

и обусловлены не полом,

но я, как нимфы или фавны,

сегодня в город выйду голым,

Поскольку это очень смело —

с таким-то перебором веса! —

то ради съёмок тела чела

сбегутся все ТВ и пресса,

А я, попав в прицелы камер,

скажу достойно и красиво,

чтоб зритель ошалело замер

и уронил баклажку пива:

Что я большой поклонник Баха —

люблю прелюдии и фуги,

а обнажённой зоной паха

лишь подчеркнул его заслуги,

Что Бах не брезговал синкопой

и современен всем эпохам,

а я, хоть и сверкаю жопой,

не идиот, не из сельпо хам,

А просто у меня есть чувство,

что Баха слушают не все!

Хоть раз высокое искусство

покажет веско зад попсе.

(бульварное)

Сидит, нахохлившись на ветке,

замаскирован под грача,

Колян Сучков, майор разведки,

и клювом просит кирпича.

Под ним, вещая фразу ёмку,

пикеты ходят взад-вперёд,

Колян ведёт видеосъёмку

и машинально сверху срёт.

Пиджак листовкой оттирая,

ворчит пикетчик-либерал:

«Здесь никогда не будет рая,

а только шухер и аврал!

И невозможно сладить с быдлом,

когда ты сам интеллигент»...

И съесть чего-нибудь с повидлом

уходит прочь, в кафе, под тент.

А там Кармен, подруга Коли,

а с ней Армен, подругин экс —

они слегка на алкоголе

и практикуют быстрый секс:

Бесстыдно, перед коллективом

друг другу теребят губу...

Колян засёк их объективом

и с криком «на!» открыл стрельбу.

Густой вишнёвый морс закапал

на клочья тел и бой стекла,

и демшиза упала на пол,

и вся слезами истекла:

«На что, на что мы тратим годы?

Нехороша любая власть,

чем ради призрачной свободы —

уж лучше кровь пролить за страсть».

(старый работяга)

По блокпосту работал пулемётом,

по печени работал сапогом.

И отдавал всего себя работам,

и верил, что участвует в благом.

И, нервы успокаивая водкой,

ни разу не испытывал стыда,

но всё-таки устал душою кроткой.

Уволился — и стал герой труда.

(нюанс)

На вид Степан — почти двойник Серёги:

и рост, и вес, и белые кроссовки.

Таких не сразу видно на дороге,

таких полно внутри любой массовки.

И оба разговаривают матом

о тачках, бандюганах и футболе,

и не считают пьянство компроматом,

но, по словам Калашниковой Оли,

Разнятся словно бархат и напильник,

как кофточка от гуччи и фуфайка.

Один — подонок, сволочь и насильник,

другой — пусёныш, котичка и зайка.

(раздрай)

Ты в паре был моим вторым:

и пить, и на торги…

Но перекрышевали Крым —

и стали мы враги.

По мне так это — неглиже,

подстава и понты,

а ты такой на кураже —

мы! наше! всем кранты!

А тяжело без дружбана,

и многим темам — стоп...

Когда ж начнётся та война,

чтоб нас в один окоп?

(день рождения русской водки)

Великий химик Менделеев,

потомок старенького Менделя,

бывало, институтку склеив,

потом легко мог дать ей пенделя.

Ходил с друзьями на майданы

и, если что, впадал в истерику,

и даже клеил чемоданы

для тех, кто уезжал в Америку.

Писал сонетики и одки,

страдал от резей и поносов,

но не изобретал он водки —

её придумал Ломоносов.

(суть событий)

Весь день мечусь по кухне,

еду хватая с полок,

давно не до старух мне —

я — видный политолог.

По радио кретины

чушь мелют обалдело,

не видят суть картины,

а я — другое дело.

Прочухал с полуслова

расклад — и вывод вытек!

... сосед принёс сухого,

он — крупный аналитик.

Куда уж там Курцвайлю,

Белковскому и прочим!

Подавятся кефалью —

такого напророчим!

(творческая личность)

В конторе «Мосразбросзавал»

служил Степан Иваныч Кривин —

он пел, шутил и танцевал,

и был кипуче креативен.

Какой Билан, какой Кобзон?

Вот у Степана — это голос,

когда майвэй лабает он

под чипсы и «ячменный колос».

Он остроумен, как Иван —

Сусанин, Охлобыстин, Ургант.

Везде, куда бы ни был зван,

срифмует «ургант-петербургант».

Коллеги на корпоратив

его просили тамадою,

и он — ни слова супротив,

и Дед Мороз, и с бородою.

И так он верил в свой талант,

что взялся расширять масштабы —

а то он вроде как брильянт,

но в сейфе у несветской бабы.

И вот чувак пошёл в народ —

ведь он звезда, а не задрот!

В консерватории Степан

в буфете пел как первый тенор

(у меломанок наступал

вполне понятный нервный тремор).

И в галерее как-то раз

прибил к стене картину «эбля»,

чем несказуемо потряс

фанатов Энгра и Констебля.

Придя в «Россию» на «Аншлаг»,

из зала так шутил обсценно —

что Петросян, не будь дурак,

его для смеха звал на сцену.

Он отвечал стихом на стих,

когда в сети читал поэта.

И вот за это, чёртов псих,

я не люблю тебя за это!!!

(баллада о женщине)

Была Мария одинока,

немолода, и очень в теле,

хотя румяна, волоока

и дивно хороша в постели.

Марию замуж звали дяди:

один — использовать в работе,

другой — участвовать в джихаде,

а третий жаждал её плоти.

Что выбрать? Труд ли за зарплату?

Иль смерть в теракте безобразном?

Или потворствовать разврату

с непредсказуемым оргазмом?

Мария первого отшила:

— Работать? Что я, идиотка?

И третий прочь пошёл уныло —

а вдруг наручники и плётка?

Колбасит бедного амура —

остался только тот, второй.