Дождавшись, пока двери закроются, Игорь нажал на кнопку вызова. Открылись двери лифта, на котором мы приехали.
– Ну что же, – произнёс Игорь. – Я поеду на этом.
Когда он уехал, я снова нажал на вызов.
Наконец открылись двери нужного лифта, – в углу действительно лежал брекет, диаметром и размером похожий на половину батона сырокопчёной колбасы. Но, судя по запаху, колбаса эта уже немного пропала. В компании колбасы я поднялся на девятнадцатый этаж: мама с Игорем радушно встретили меня в дверях лифта.
– Ну, показывай, – сказал Игорь.
Я вышел, давая взрослым ознакомиться с содержимым.
– Да, похожа на человеческую, – с видом знатока сказал Игорь. – Но вообще и на собачью похожа. Так с ходу и не отличишь. Если только на вкус.
– Зай, ну хватит, – сказала мама. – Это человеческое говно.
– Ты почему так уверена? – спросил Игорь. – Знаешь, Вась, я думаю, только автор этого говна может сказать, чьё оно.
Он многозначительно посмотрел на меня. Я не совсем понимал суть шутки, но мне было ясно, что сейчас нужно смеяться. И я засмеялся.
– Да ты на стены посмотри, – сказала мама.
Я посмотрел, куда она указывала, – и действительно, стены были в коричневых разводах.
– Чё за нах? – произнёс Игорь в пространство.
– Не ругайся при ребёнке, – одёрнула его мама.
– Извините, – сказал отчим и пожал плечами. – Что за на фиг?
– Кто-то вытер жопу руками, а потом размазал говно по стене, – констатировала мама.
– У тебя мама – Эркюль Пуаро, – заявил Игорь. – Интересно, зачем он это сделал?
– Не знаю, – сказала мама. – Но на стены лифта больше не опирайтесь.
Как и всякого мальчика, меня всегда интересовала армейская тематика. В мечтах и праздных мыслях я нередко примерял на себя чёрную форму и погоны капитана третьего ранга (мне отчего-то казалось, этого вполне достаточно для начала военной карьеры).
Разумеется, в столь серьёзных вопросах, как выбор карьеры, следовало поступать осмотрительно и рассудительно, взвесить все «за» и «против». Аргументов «за» военную службу, конечно же, было больше: интересная и опасная работа, всеобщее уважение, несколько орденов мужества, звезда героя России, и где-то в недалёкой перспективе – лампасы (я тогда не знал, что у адмиралов не бывает лампасов).
Главным контраргументом на пути к адмиралтейству, ясное дело, была известная всякому армейская дедовщина. Поскольку я обладал страстью к информации из первых рук, я спросил как-то Игоря, который два года отслужил в стройбате:
– А вас в армии дедовщинили?
Сам вопрос этот показался ему оскорбительным. Он с раздражением посмотрел на меня и покровительственно произнёс:
– Дедовщинили всех, Вася. Всегда. И меня дедовщинили, и я потом дедовщинил.
Этот ответ стал первым препятствием между мной и Андреевским флагом.
С Егором, младшим братом, я общался не очень много. Во-первых, из-за разницы в возрасте (она составляла девять с половиной лет), а во-вторых, Игорь очень боялся, что я как-нибудь ему наврежу. Не знаю, с чего он взял, что я стану ему вредить, видимо, он боялся, что я по неосторожности или незнанию сделаю какую-нибудь оплошность.
Мама очень хотела, чтобы мы с мальчиком подружились: пока Игоря не было дома, я играл с ребёнком, а когда Егор был совсем маленький, мы с мамой часто ходили гулять с коляской.
Первый раз, когда он действительно был очень близок к тому, чтобы я ему навредил, случился в 2001 году. На Новый год мама подарила мне замок Lego. Это было безумно круто – я целый день просидел, собирая его. Потом к замку добавилась ладья викингов, гондола ведьмы, участок шерифа и другие локации датского конструктора. В моей комнате был отведён отдельный угол под художественную инсталляцию, объединявшую несколько миров, – я потратил не один день, перестраивая всё в одном стиле и расставляя фигурки, пока они наконец не застыли в единой эпической сцене сражения Добра и Зла.
Как-то я пришёл домой из школы и обнаружил, что мой рагнарёк был сметён детским интересом. Егору было немного больше полугода, и он активно ползал по дому. Дождавшись, пока никто не видит, он вылез из своей кровати, заполз ко мне в комнату и устроил с моей инсталляцией примерно то же самое, что Везувий подарил Помпее.
Зайдя в комнату, я сразу оценил масштаб катастрофы, однако далеко не сразу осознал её: всё, что создавалось такими усилиями, несколько дней кропотливой работы, грандиозное строительство целого города из Lego – всё было сметено за несколько минут ребёнком, который даже не понимал, какую красоту разрушает.
Я не мог злиться на Егора, потому что понимал, что ему несколько месяцев, и он совершенно не соображает, что делает. Но мне было чертовски обидно.
«Ну как же так? Почему? Зачем это?» – спрашивал я себя, сидя у руин сказочного города, как Афродита, наблюдавшая падение Трои.
Слезами, которые текли из меня вместе с соплями, можно было превратить чудесный град в игрушечную Атлантиду, однако этого не допустил Игорь.
– Ты чего разревелся? – спросил он, застав меня за сим постыдным занятием.
Я постарался успокоиться, сделал глубокий вдох, затем посмотрел на разрушенные труды и снова заплакал.