Ничего неизменного

И он, этот мальчик, даже не знал, что может спрыгнуть с обрыва, чтобы сбежать от венаторов. Что ничего с ним не случится от падения с высоты в несколько десятков футов. Хотя, может, конечно, он так испугался, что даже не думал, как спастись. Просто бежал и все. У молодых вампиров человеческие инстинкты путаются с мертвецкими, поэтому молодняк и гибнет без присмотра, столкнувшись с любой опасностью.

— Тебя как звать-то? — с этого, наверное, надо было начинать, но Заноза верный большинству своих английских привычек, предпочитал не спрашивать имя собеседника, и не называть свое, если только к этому не вынудят обстоятельства, — давай не будем спешить, разберемся во всем по порядку.

Он обернулся к Эшиве:

— Ты сколько человек ему отдала?

— Двух женщин. Кровь у него старая, одной было бы мало. Он «поцеловал» одну и чуть до смерти не заел. Пришлось отгонять. У второй взял уже немножко. И добавки не попросил. Ну, или, попросил, а я не поняла. Может, ему двоих и достаточно? 

Эшиве хватало на ужин одного человека. Хасану тоже. Отсюда и «свидания». Занозе, чтобы восполнить потраченные на пробуждение силы, нужно было «поцеловать» минимум троих. Старая кровь диктовала свои правила. У этого парнишки кровь тоже была старой, хоть и не настолько, чтобы съедать по три живых каждый вечер. Двое? Да, возможно.

— Я Тидеман… — парень запнулся, потом добавил: — Зиттинг. Тидеман Зиттинг.

— Ок. Я Заноза. А имя этой леди — Эшива. Тидеман, тебе хватило двух женщин?

Если бы мертвые краснели, Тидеман залился бы краской по самые уши. При других обстоятельствах это позабавило бы, но сейчас Заноза, ощутивший те же смущение и недоумение, понял, что начинает злиться. Не на мальчика — храни Аллах злиться на ни в чем не повинных детей — на его ратуна, кем бы он ни был, Хольгером или любым другим голландцем. Какого ж хрена он, сволочь, не научил своего най чувствовать себя вампиром, а не человеческим детенышем?

— Хватило тебе крови из двух женщин? — может, так будет понятнее? — Сколько ты обычно съедаешь по вечерам?

— Сколько приведут. Иногда одного человека, иногда десятерых, бывает по-разному. Господин Хольгер может нам дарить сколько угодно людей. Он очень могущественный.

Значит, все-таки, Хольгер. И значит, Тидеман не знает, сколько крови ему нужно, чтобы утолить голод. Даже этого не знает. Похоже, по мнению Хольгера, най достаточно научить «целовать». А остальное приложится. Или — не понадобится. Если оставлять их в безлюдных горах на добычу венаторам. 

Использовать дайны не хотелось. Заноза надеялся обойтись улыбкой, интонациями и терпением, но тема была болезненной. Очень. Он помнил себя, помнил, как сам сбежал от ратуна, и как невыносимо, до потери инстинкта самосохранения, ему хотелось вернуться.

Но он-то знал, что так будет. Поэтому бежал в море. Обставил побег таким образом, чтоб когда совсем накроет, оказаться на борту парохода. И все равно это не спасло. Нет, он не украл шлюпку, и в море не прыгнул, и не зачаровал команду, чтобы вернуть пароход обратно. Он — спятил. Сошел с ума. Еще и на дурь подсел.

В корабельном лазарете нашлось достаточно морфия, чтобы обеспечить себя зараженной кровью на две недели пути, а десять человек, поднявшихся на борт здоровыми, сошли в Хайронтире наркоманами с выраженной анемией.

Старая кровь диктует свои правила. А морфий… он и правда снимал боль. И отнимал память. Действовал так хорошо, что первого своего года в Новом Свете Заноза вообще не помнил. Совсем. Осознал себя лишь под следующее Рождество. Для второго рождения это было не так уж плохо — праздничная суета, много веселых людей на холодных улицах, много алкоголя в крови. Но никогда, ни в жизни, ни в посмертии ничего не забывавший, Заноза до сих пор чувствовал себя… неуверенно, возвращаясь мыслями к тому, пропавшему году. Что он делал? Как существовал? Скольких убил?

Когда он пришел в себя, у него была хорошая квартира в хорошем районе, счет в банке, гардероб, достойный счета, и сильнейшая морфиновая зависимость. Но — никаких знакомств, никакого Стада, никакой переписки — даже счетов — как будто весь этот год он платил за все исключительно наличными.

И никто из местных вампиров не знал о нем.

Заноза решил, что пусть оно так и будет, и подался на юг. От невыносимой тяги вернуться к ратуну он исцелился, невыносимая тяга к морфию не казалась неразрешимой проблемой, а все остальное он предпочел бы начать заново. Раз уж обстоятельства сложились так, что остального, в сущности, и не было.  

Тидеману, однако, было бы лучше обойтись без наркотиков. Если такое вообще возможно. Многое зависит от того, как долго он просуществовал рядом с ратуном. Чем меньше срок, тем легче проходит зависимость.

— Давно ты получил афат?

— В феврале, — взгляд парня затуманился, — я портреты рисовал, и холодно было. У меня все мерзло, поэтому получалось так себе. Я куда лучше могу, но там никто даже не понимает, что портреты плохие. Было бы похоже.