Ничего неизменного

Эшива никогда не выходила его встречать. Не по чину. Она неизменно соблюдала правило: вампир — господин, люди — слуги. И вела себя как госпожа. И в лучших отелях мировых столиц, и в любом из своих коттеджиков, разбросанных по всему тийру, и в таборе. Любое свое убежище превращала в резиденцию, в крайнем случае — в летний дворец. Ей докладывали о визитах. Провожали визитеров в гостиную, где полагалось ждать, пока Эшива решала, в настроении ли она принимать гостей. И лишь потом, в зависимости от настроения, она могла выйти в гостиную, а могла передать, что ночь не приемная.

На цыган эти ее манеры производили необъяснимо сильное впечатление. Не только на Слуг, не только на ее табор, а вообще на всех. Заноза никогда не разделял романтического представления о цыганах, как о народе гордом и вольнолюбивом — любой, у кого есть поместье мало-мальски приличных размеров, и кому приходилось гонять таборы со своей земли, знает, что цыгане горды от лени, а вольнолюбивы — от гордости. Но что Заноза точно знал, так это то, что к женщинам они относятся так же, как турки. Если не хуже. И даже с поправкой на то, что Эшива — вампир, и наделена тем самым, пресловутым «магнетизмом», о котором говорил Мартин, это все равно не объясняло почтения, с которым относились к ней в любом из таборов любого государства. Что-то там было еще. Фокусы ли ее, или что-то реальное, что-то не в крови, но в происхождении. В конце концов, гадать она училась не после смерти, и молиться так, что молитва срабатывала — тоже. Да и насчет фокусов, Заноза сильно сомневался, что все они объясняются дайнами. 

В своем таборе Эшива занимала сразу четыре трейлера. Спальня, ванная, гостиная и гардероб. Поставленные квадратом, трейлеры создавали еще и внутренний дворик с фонтаном, цветущими кустами и канарейками в золоченых клетках. Дворик был настоящим. Фонтан и кусты — фокусами. А насчет канарейки ясности не было. Эшива, в ответ на вопросы, лишь улыбалась и говорила, что в женщине должны быть загадка.

Заноза не понимал, почему загадкой в женщине непременно должна быть не способная заткнуться птичка размером с абрикос, и бешено-желтого цвета, но, скорее всего, это непонимание было обязательным условием женской загадочности. А за исключением канарейки, Эшива была совершенно нормальной. И с чувством юмора. Что немаловажно для дамы, возраст которой так далеко перевалил за сотню, что его стало приличным и спрашивать, и называть.

А найденный мальчик Эшиву сильно взволновал. Она даже ждать себя не заставила: стоило войти в трейлер-гостиную, как она явилась туда через другую дверь. Подлетела, торопливо поцеловала, и тут же начала рассказывать, как поехала прогуляться в горы, нет, не на охоту, а просто захотелось прокатиться, а там этот мальчик. Бежит по краю дороги, у самого ограждения, да так быстро, что сразу ясно — свой. Даже лунным взглядом смотреть не надо. А за ним машина. Летят, как черти. То обгонят его, то отстанут. Примериваются. Поймали бы давно, если б не боялись за ограждение вылететь. Там высоко, верная смерть, если грохнешься.

— Они в него стреляли! Один раз чуть не скинули с дороги. Ему надо было бы прыгать, — Эшива недоуменно развела руками, — я не знаю, почему он не спрыгнул.

— А я не знаю, почему ты вмешалась.

За его прекрасной индианкой не водилось особого милосердия. Если честно, то вообще никакого не водилось. Спасать постороннего вампира от венаторов она стала бы, только если б захотела им перекусить. На венаторов в этом случае было бы удобно списать его исчезновение. 

— Но я же поехала прогуляться! — внимательно взглянув на него, и не найдя понимания, Эшива изобразила на лице терпение: — я спросила Луну, чем бы мне заняться перед ужином, и она сказала: возьми машину и поезжай в горы. Я и поехала. На той красненькой машинке, ну, ты знаешь?

«Ягуар», который он подарил ей в прошлом году, стал «красненькой машинкой», сменив в этом качестве «Крайслер», который, когда-то перехватил этот титул у «Кадиллака». Нужно было или смириться с тем, что Эшива не различает марки автомобилей, или перестать дарить ей машины красного цвета. Заноза все еще не решил, что предпочтительней.

Водить она тоже не умела. Но в таборе хватало лихих парней, умеющих управляться с дорогими тачками. С чужими дорогими тачками. Эшиву им можно было доверять с легким сердцем — и покатают с ветерком, и копам не попадутся. А попадутся — так смоются. И дальше уж дело Занозы отмазать их и машину.

— Значит, мальчика ты встретила не случайно?

— Об этом я тебе и говорю! Луна зря не скажет, правда ведь?

Не вопрос. Хотя порой, по результатам общения с Эшивой, Луна казалась Занозе дамой весьма разговорчивой.

— Пойдем, — Эшива взяла его под руку, — он в патио. Уже поел, но все еще беспокоится. Мне кажется, он не понимает, почему канарейка поет ночью, канарейки ведь дневные птички.

— То есть, ты считаешь, что фонтан и розовые кусты посреди пустыря его не напрягают?