Ничего не кончилось (СИ)

— Но то, что мы трахались, знали только мы с тобой, — сказал я шепотом, а мои руки уже сжимали её талию.

— А вот это чушь, — она сбросила мои руки и пошла к закрытой двери. — Мы не особо-то скрывались. Совокуплялись, как животные по всему замку.

Я слишком ярко помнил сны о Хогвартсе, где они действительно искали любую свободную нишу, чтобы соединить свои тела. Я старался убить чувства к Гермионе, но они, примешиваясь к похоти, рвались наружу, и сдерживаться мало помогали законы морали и семейные ценности.

Одно привычное движение руки, и Гермиона прижата к закрытой двери. Я накрыл ее губы и терзал до тех пор, пока она не прекратила сопротивляться и не застонала. Этот звук, что так часто слышал он во сне, сорвал мне крышу.

В присутствии Гермионы как яд по всему телу расползалась похоть. Это сводило меня с ума на протяжении одиннадцати лет. И если раньше я винил только себя или осколок души Волдеморта, то знание того, что она сделала однажды, привело к непоправимым последствиям. Я возненавидел её. Но кто сказал, что это помешало мне её хотеть.

Я прижался к ней всем телом и обхватил голову двумя руками, оттягивая волосы. Я долго ласкал её губы, пока в шелковой глубине рта наши языки не начали сладкий поединок. Гермиона и не думала вырываться, это было удивительно, особенно после всех злых слов, что были мною сказаны. Оторвавшись от приятного занятия, я спросил:

— Ты хочешь меня?

— Очень хочу, Гарри. Я всегда буду тебя хотеть, — прошептала Гермиона, и в карих глазах вспыхнула искра, которой я не мог найти объяснения.

— Повтори, что ты сказала? — прошептал я, не отрывая от нее взгляда.

—Я всегда буду тебя хотеть.

Вспышка образа, и я вспомнил: я слышал эти слова в одном из снов, она уже говорила это когда-то в прошлой жизни, когда я был другим человеком, когда я любил её.

Ты же вспомнила да? — я сильнее сжал ей волосы и запрокинул голову назад, — отвечай! Вспомнила?

— Да, да. Это было в ванной старост когда… — говорила она сдавленно.

— А вот я не помню! Ни черта не помню. Знаешь, каково это знать, но не помнить!

— Прости меня, прости. Гарри мне больно! — волшебница начала вырываться, но я только вернул её голову в исходное положение, облегчая боль, но волосы так и не отпустил.

— Отлично. Помни о том, что ты сделала, пока я буду тебя трахать. Потому что теперь меня ничто не остановит, даже твоя боль. Когда-то ты сама о ней молила, — зарычал я и поцеловал её, терзая губы и наказывая за всё. За её поступок, за моё к ней желание, за несчастливую судьбу.

Моя рука продолжала сжимать волосы и строгой прически, как не бывало. Другая рука опустилась вниз и погладила грудь сквозь ткань её кремовой блузки.

— Гарри, пожалуйста, — простонала Гермиона, когда наконец я усилил давление на плоть и сильнее вжался членом в её промежность. Даже боль не смогла уменьшить ее желание.

Я оторвался, наконец, от губ и посмотрел, как даже сквозь два слоя ткани проступают торчащие от возбуждения соски.

— Мне всегда было интересно… Расстегни, — попросил я. Не хотелось бы снова рвать на ней одежду, пусть лучше сама разденется.

Я очень внимательно наблюдал, как медленно раздвигались в разные стороны края блузки, открывая вид на кружевной белый бюстгальтер, но долго не выдержал и просто опустил чашечки вниз, выпуская наружу плоть с розовыми вершинами.

— Один в один, — прошептал я и немедленно принялся лизать и втягивать в рот соски. Я старался запомнить каждую деталь груди идеальной формы, не изменившейся со времен школы. Мои руки же стягивали с неё строгую министерскую юбку.

— Я видел всё, видел твое тело, но совершенно не знал, каково оно на вкус. Раньше я только смотрел. Больше наблюдать я не намерен.

— Не наблюдай, бери…

Гермиона выгибалась и сладко постанывала. Эти звуки мне были слишком хорошо знакомы.

— Всё, всё снимай, — сказал я, поглаживая и разминая её прохладные ягодицы.

Но Гермиона, словно получив команду, быстро опустилась передо мной на колени. Добравшись до вожделенного объекта, она долго на него смотрела, так что он начал подрагивать от напряжения. Я, сгорая от нетерпения, в секунду достал палочку, трансфигурировал из стола кровать и оставил нас без одежды. Только туфли так и остались на ней.

Я повалил Гермиону на кровать и провел руками по её худому обнаженному телу, такому же какое видел в грязных снах. Наблюдал, как она выгибалась, чуть раскрывая бедра в стороны. Добравшись до туфель, мои руки очертили их форму.

— Всегда носи их, когда захочешь меня, — сказал я и поднял её ноги вверх так, чтобы они были рядом с моим лицом. Легко поцеловав лодыжку, я направил член к заветному входу. Посмотрев ей в глаза, я увидел там отражение своего желания, своей похоти, это заставило меня зарычать и рывком вогнать член до самого основания, чувствуя, как плотно облегает меня её горячая плоть.

Она закричала, а я…

— Мерлин, Герм.

Никаких воспоминаний о том, что такое уже было, но ощущение правильности происходящего заполнило меня до самого сердца. Её глаза наполнялись слезами, а рот открывался и закрывался, словно ей не хватало воздуха.

— Да… да…