Ничего личного!

Мы вернулись к веранде. Вика принесла кофе и уселась на низенькую плетеную банкетку с моей стороны дивана. Сашка посмотрел на нас внимательно и грустно, уже не улыбаясь.

Мы поболтали еще некоторое время, и он поднялся:

– Поеду. – Несмотря на все уговоры Вики остаться ночевать, упрямо мотнул головой. – Нет, нет, да и дела у меня с утра в городе.

Прижал к себе поднявшуюся Вику, отпустил, кивнул мне на прощание.

Я спустился с ним, чтобы запереть калитку. Сашка хмуро на меня посмотрел и сердито сказал, усаживаясь в машину:

– Родителям следовало назвать тебя Тристаном. Иди, охраняй свое сокровище!

Я остался на веранде, а Вика поднялась в свою комнату.

Я немного подождал, подошел к лестнице и громко спросил ее:

– Вика! Кто такой Тристан, ты не знаешь, случайно?

Она появилась на верхней площадке:

– С чего это ты? Кроссворд, что ли, отгадываешь?

– Почему кроссворд?

Она пожала плечами:

– Ну, не знаю. Сашка меня как-то выспрашивал об этой легенде, там было загадано слово «Изольда», а в качестве слова-ассоциации упоминался Тристан.

– Так я не понял, что там за легенда?

– Тристан – это рыцарь, он пообещал королю доставить его невесту, а сам влюбился в нее. И, чтобы не нарушить клятвы королю, он на ночь клал между собой и принцессой обнаженный меч. Красиво, правда?

Я мрачно ответил:

– Очень.

– А тебе зачем понадобилось это узнать?

– Да так, потом как-нибудь расскажу.

Вика ушла к себе, а я все никак не мог заснуть.

Через некоторое время в доме послышались непонятные, повторяющиеся через некоторое время, звуки. Я некоторое время терпел, а потом натянул джинсы и вышел в холл.

Я увидел, как в столовой зажегся свет, и тихо подошел к дверям.

Это была Вика, в своей невозможной ночной сорочке, кажется, она тоже пришла сюда на звуки. Конечно, это шумел котенок. Он каким-то образом выбрался из корзины, и играл на полу под столом, задевая ножки стульев.

Чтобы не смущать Вику, я шагнул назад и тихо вышел в холл. Внезапно я услышал не то вскрик, не то стон Вики. Я в два шага преодолел коридор и влетел в столовую.

Картина, которую я там застал, была замечательна. Вика сидела на столе, поджав под себя длинные босые ноги, и повизгивала от ужаса. Внизу, рядом со столом, сидел котенок, он держал во рту мышь.

Я хотел рассмотреть, что у него там, но Вика так отчаянно закричала, что я просто растерялся. Оглушенные ее криками, мы с Санчо изумленно на нее смотрели. Наконец, я пришел в себя: схватил Санчо вместе с мышью, и вышвырнул в холл, заперев за ним дверь. Потом вернулся к Вике:

– Господи, да не кричи ты так! Это – просто игрушечная мышь, вы же сами с Вероникой купили ее сегодня днем!

Она перестала отталкивать мои руки и, кажется, услышала меня.

– Игрушечная? Правда? Я так испугалась! Я услышала шум, поняла, что малыш выбрался из корзинки, и не хотела, чтобы он разбудил тебя. Спустилась сюда, а у него мышь!

Я перевел дыхание и спросил ее насмешливо:

– Ну и что, она тебя не съела?

Вика укоризненно на меня посмотрела, и спустила ноги вниз. В этот момент из холла раздался шум, и она снова в ужасе поджала ноги:

– Тим, ты точно уверен, что мышь ненастоящая?

Я засмеялся, подхватил ее на руки:

– Видела бы ты себя со стороны. Так и быть, я отнесу тебя наверх.

 

Глава 11. Виктория.

Ночью пошел дождь.

Я проснулась от непривычного ощущения: тяжелая рука Тимура лежала на моем бедре, а сам он спал, прижавшись к моей спине и уткнувшись лицом мне в затылок. Несколько минут я лежала молча и прислушивалась к себе: нет, никакого раскаяния из-за произошедшего во мне не было. Наоборот, была какая-то легкость и радость от тепла его руки на моем бедре. Интересно, как теперь будут складываться наши с Тимуром отношения?

Я тихо высвободилась из его рук, накинула халатик и спустилась в кухню. Санчо встретил меня радостным мяуканьем. Ночью Тим выпустил его из холла, и отобрал у него злосчастную мышь. Сейчас он весело путался у меня под ногами. Я подогрела молочка и налила его в миску. Санчо стал потешно лакать молоко нежным розовым язычком.

Я сварила кофе, разлила его в чашечки и поднялась с подносом в спальню.

Тимур лежал на подушке, заложив руки за голову. Когда я вошла, он с интересом покосился на меня:

– Доброе утро. Я уж думал, ты сбежала.

Я засмеялась:

– С чего бы? – Потом пояснила: – Кормила малыша. Он там один внизу, ему скучно.

Я поставила поднос на постель и подсела к Тимуру. Он как-то странно посмотрел на меня, а потом заулыбался.

– Ты чего?– с подозрением спросила я.

Он глотнул кофе, закинул голову, спросил:

– И чего люди могут еще хотеть?

Я села ровнее, сложив ноги по-турецки, и сердито спросила его:

– Не увиливай. Почему ты улыбался?

Он привстал, переставил поднос на тумбочку, отобрал у меня чашку, сунул ее куда-то, и опрокинул меня на подушки:

– Просто я вспомнил, что ты вытворяла со мной ночью.

Я попыталась вывернуться, но он держал меня крепко.

– А что, тебя огорчает мой моральный облик?

– Нет, – серьезно сказал он. – Твой облик меня просто-таки радует. Иди ко мне.