Ничего личного

– Ребенок будет у вашей супруги, и теперь она может потребовать средства на его содержание. Но если предположить, что ребенок не от вас…

– Он от меня, – оборвал его Андрей. – Этот ребенок от меня.

– Тогда можно попытаться договориться, пока процесс еще не зашел слишком далеко. С какой суммой вы готовы расстаться?

– Какой процесс? – переспросил Андрей.

– Беременность еще можно прервать, сроки позволяют. Я попробую договориться с вашей супругой. Боюсь, это будет стоить недешево, но в дальнейшем избавит вас от множества проблем.

– Только попробуйте, – сказал Андрей и аккуратно сложил ксерокопию. – Только суньтесь к моей жене с подобным.

Из офиса он не вышел, а выбежал. И хмурый осенний день показался ему прекрасным. Случилось то, чего так желал Старик и о чем сам Андрей даже не думал. Случилось маленькое чудо, к которому он, как ни крути, имеет причастность. И это чудо разом отменяет все предыдущие договоренности, отменяет обиды и развод. Потому что ребенку нужна семья: мама, папа и набор прочих родственников. И ребенка своего они с Катей будут растить вдвоем. Раз уж так получилось. Раз уж так замечательно все получилось!

Он хотел ехать к Кате прямо сейчас, но подумал, что на работу к ней его не пустят. Да и нельзя разговаривать о таких серьезных делах на работе. Значит, придется потерпеть.

И он терпел, маялся в машине, опасаясь пропустить, проморгать момент, когда Катя выйдет из своей конторы. И все равно чуть не проморгал, отвлекся на мамашку с горластым, щекастым ребятенком. Ребятенок не был похож на ангелочка никаким боком, он орал, раздуваясь и краснея от ора, и пытался выбраться из коляски, в которую его терпеливо запихивала невозмутимая мамашка. Вот такое оно – чудо, у каждого свое. Некоторым повезло чуть меньше.

А потом, налюбовавшись ребятенком, Андрей увидел Катю. Она совсем – вот нисколечко! – не была похожа на беременную. За то время, что они не виделись, Катя даже похудела. И побледнела. Или это просто загар смылся? Она шла быстрой, летящей какой-то походкой, а когда поравнялась с мамашкой и ребятенком, замедлила шаг. Наверное, тоже сравнивала чужое чудо со своим собственным.

Андрей выпрыгнул из машины, почти вывалился, так боялся ее упустить, так хотелось ему увидеть ее вблизи, поговорить с ней. А она от него шарахнулась так, что чуть не упала, и ему пришлось ловить ее и придерживать.

– Катя, – сказал он, щурясь от сияния, исходящего от ее рыжих волос, – я тебя напугал?

– Напугал. – Она не высвободилась, и это был хороший знак. – Что ты тут делаешь?

– Тебя жду. Пойдем в машину, здесь холодно.

– Здесь нормально. – Все-таки она отвела его руку, мягко, но настойчиво. – А ты зачем меня ждешь? Что-то с документами? Я недавно разговаривала с твоим адвокатом, сказала, что подпишу все, что ты скажешь.

– Не надо ничего подписывать, давай просто поговорим. Ты голодна? Поблизости есть неплохой ресторан. Катя, я тебя прошу.

Ресторан был тот самый, французский, в который Андрей когда-то приглашал Ленку. Наверное, зря они сюда пришли. В отличие от Ленки, Кате тут не нравилось. Ничего такого она не сказала, Андрей сам все понял. А когда принесли меню, сообразил, что понятия не имеет, что из всех этих гурманств и изысков можно беременной женщине, а поэтому заказал всего понемногу. Что-нибудь да сгодится.

Не сгодилось. Катя начала стремительно бледнеть, когда принесли луковый суп, а потом и вовсе позеленела, и ему пришлось провожать ее до дамской комнаты и затем четверть часа метаться и переживать, все ли с ней хорошо.

Она вышла, бледная, но уже не зеленая, с бисеринками пота на висках.

– Ты как? – Он взял ее за руку. Рука была влажной и холодной.

– Кажется, я отравилась.

Отравилась… Ей ли не знать, что во время беременности тошнит.

Она знала. Вот только не хотела, чтобы он тоже знал.

Внутри вдруг сделалось пусто, и сердце ухало в этой пустоте оглушительно громко.

– Сколько недель твоему отравлению? – спросил он, а она снова побледнела.

– Ты о чем? – И даже в этом своем полуобморочном состоянии Катя ему врала.

– Я о ребенке, о нашем с тобой ребенке.

Ей нельзя волноваться, и волновать ее тоже нельзя, но как же не волновать, когда речь идет о самом важном…

– Извини… – Она снова бросилась в дамскую комнату, и Андрей едва не побежал следом, потому что испугался, что она отключится. Беременные ведь такие хрупкие, как хрустальные вазы.

Но обошлось, Катя вышла минут через пять, бледная, но живая.

– Как ты? – снова спросил он.

– Тошнит. Мне бы сесть.

Он усадил ее на диван, сам уселся рядом, сказал после недолгого молчания:

– Катя, так не пойдет. С этим нужно что-то делать.

Дура она, что ли, раз ходит в таком состоянии на работу! Надо положить ее в больницу, под присмотр врачей. Медицина, говорят, далеко шагнула, с токсикозом как-нибудь справится.

– Нет, – сказала она и отстранилась, словно испугалась, что Андрей ее ударит. А он никогда не смог бы поднять на нее руку, даже на небеременную, даже когда думал, что она продажная женщина. – Я не буду с этим ничего делать.