Ничего личного...-6

Наконец веревка ослабла настолько, что Рауль смог вытащить запястья. Сев, охнул и схватился за плечо, между пальцев заструилась кровь. Дьявол, ну почему с ним всегда происходит то, чего он чертовски боится?

— Прости, — донесся из темноты слишком спокойный для клаустрофоба голос. — Это из-за меня тебя ранили.

— Сам полез. — Рауль наконец-то нащупал стену и прислонился к ней спиной. — Я слышал два выстрела, во мне что, две пули?

— Одна прошла мимо. Извини, что тревожу, но не мог бы ты развязать мне руки?

Рауль едва не рухнул на земляной пол. Так Солитарио проделывал этот фокус со связанными руками? Впрочем, Раулю сейчас приходилось не легче — по-прежнему не было видно ни зги. Тем не менее, каким-то чудом ему все же удалось развязать узлы.

— Спасибо. — Амадео прислонился к стене рядом. — Тебе нужно обработать рану, особенно если пуля осталась там.

— Знаю. — Рауль обшарил карманы — коробок спичек все еще был при нем. — По крайней мере, можем оценить масштаб катастрофы.

Маленький огонек на мгновение ослепил, оставив пятна на сетчатке, и Рауль заморгал в попытке прогнать их. Амадео уже аккуратно разрывал рукав рубашки.

— Что там? — Рауль не выдерживал молчания. Может, это тоже какая-то фобия? — Все плохо?

— Вижу выходное отверстие, — сообщил Амадео. — Это хорошо, но кровь надо остановить. Снимай рубашку.

Рауль бросил спичку на пол и, морщась от боли, содрал с себя одежду.

— Зажги еще, — потребовал Амадео. — У тебя есть сигареты?

— Если эти звери не забрали. — Рауль похлопал по карманам — пачка оказалась на месте. — Ты разве куришь?

— Не курю. Подожги одну и дай мне.

— Не понимаю, зачем, ты же сказал, что не… — Рауль шарахнулся в сторону так, что врезался в стену рядом — каморка оказалась весьма скромных размеров. — Не вздумай!

— У тебя есть другой вариант? — Спокойствию Амадео мог бы позавидовать Будда. Никогда бы не подумал, что этот человек страдает клаустрофобией, подумал Рауль. Но дать прижечь себя сигаретой?! Вот уж дудки!

— Я же дал тебе рубашку! Зажми ей!

— Нас везли сюда в ржавом джипе. А здесь ты протер собой весь пол. Хочешь получить инфекцию от грязной повязки?

Совершеннейший псих! Но по плечу продолжала течь кровь. Если пули внутри нет, хуже не будет.

— Сейчас. — Рауль дрожащими руками чиркнул спичкой, и по подвалу поплыл табачный аромат.

Тотчас же сигарету у него забрали. Амадео потребовал зажечь огонь и с бесстрастным лицом прижал к ране горящий кончик.

У Рауля глаза едва не вылезли из орбит. Вот уж верно говорят: хочешь забыть о боли, создай себе другую! В ноздри ударил запах горелого мяса, и его едва не вывернуло.

— Если тебе от этого будет легче, меня тоже вот-вот стошнит, — ровным голосом сообщил Амадео. — И не только от запаха. Еще сигарету, надо прижечь и выходное отверстие.

Рауль подчинился, но руки тряслись так, что он сломал три спички, прежде чем Амадео забрал у него коробок.

— Я сам.

Пытка длилась вечность, но наконец Амадео бросил сигарету на пол и прислонился плечом к стене. Рауль в изнеможении уткнулся головой в угол, хватая ртом воздух.

— Кто бы мог подумать, что генеральный директор огромной компании такой садист, — простонал он.

Амадео вздрогнул и, не удостоив его ответом, опустил голову на скрещенные руки.

Несколько часов прошли в молчании. Единственный раз Рауль впотьмах отыскал дверь и потребовал у тюремщиков свечу. От маленького мерцающего огонька камера казалась еще теснее, но без света хотелось выть волком. Амадео сидел у стены, стараясь не касаться израненной спиной шершавой поверхности, и не произнес за это время ни слова. Лишь иногда он съеживался, тело начинала бить мелкая дрожь, а дыхание становилось прерывистым. В такие моменты Рауль принимался негромко петь — и вскоре приступ утихал.

Сам же Рауль мучился от боли — рану дергало не переставая. Он и не думал, что настолько позабыл кошмарную, обжигающую боль, от которой никуда не деться. Повезло, что пуля прошла навылет и не застряла в кости — с двумя покалеченными руками ему путь только на кладбище…

Чтобы как-то отвлечься, он опустился на пол напротив Амадео.

— Я не собирался тебя шантажировать.

Амадео поднял голову и уставился на Рауля измученным взглядом. В зрачках отразилось пламя свечи.

Он не знал, сколько прошло времени. Приступы клаустрофобии то накатывали, то отступали, когда Рауль начинал петь. Но когда возвращалась способность ясно мыслить, Амадео не мог думать ни о чем, кроме гибели Ксавьера. Картины вендетты проносились в голове, одна страшнее другой, и он даже не пытался их прогнать, на периферии сознания подмечая, что наслаждается этими пустыми мечтами.

Почему же пустыми? Когда он выберется отсюда, они определенно станут реальностью. За смерть друга он отыграется сполна, пока от убийц не останется только кровавое пятно на земле. О том, как для начала сбежать от банды разъяренных мексиканцев, он даже не думал.

— Сейчас это неважно, — глухо ответил он и Раулю, и своим мыслям.