– Если бы вы задали мне этот вопрос тринадцать лет назад, я бы не нашел, что вам ответить. Но сейчас абсолютно точно могу вам сказать, что это была любовь. Молодая, глупая и даже наивная, но любовь. То есть, это было именно чувство. А желание… куда ж без него? Оно было следствием, а не причиной.
– Ты смотри, как сказал… И возразить нечего, – отец Вероники покачал головой, выключил плиту и вернулся к столу, чтобы в третий раз налить водки. – Есть тост!
– Какой? – я взял свой стакан и приготовился к приему очередной порции омерзительной теплой отравы.
– За любовь…
Я удивился, но повторил:
– За любовь!
Мы снова стукнулись стаканами и опрокинули их содержимое в себя, после чего я снова принялся за хлеб с кабачковой икрой, а отец Вероники стал сливать макароны и раскладывать их по тарелкам.
– Масла нет, и посолить забыл… – сказал он, садясь за стол.
– Ничего…
Я набросился на еду, как дурак на поминках. Надо было хоть как-то заглушить последствия вчерашнего обильного возлияния, усугубленного сегодняшней изрядной порцией выпитого спиртного. Ел быстро и молча, представляя, как, наверное, было бы здорово отведать гуляша, приготовленного бабулей Виталика, и выпить холодненького пива, а не жевать недоваренные пресные макароны вперемешку с кабачковой икрой и рыбными консервами вприкуску с черным хлебом.
Но даже, несмотря на невкусность моего сегодняшнего ужина, он мне почему-то нравился. Нравился своей искренней простотой и легкостью общения, на что я на самом деле не рассчитывал, когда принимал приглашение.
Пока мы ели, выпили еще по два раза, а когда, закончили и приговорили первую бутылку, отец Вероники откинулся на спинку стула и закурил.
– Сильно переживал, когда Вероники не стало?
– Да, но, я думаю, это не сравнить с тем, что пришлось пережить вам.
– Это да! Лучше и не знать! – он стряхнул пепел прямо в тарелку и снова глубоко затянулся. – Дети есть?
– Нет…
– Тогда ты не знаешь, что значит иметь ребенка, и каково это – даже представить, что можешь его потерять… И, я смотрю, кольца нет… Значит, не женат?
– Не женат, но есть девушка в Москве… Кристина… Она беременна…
– Какой срок?
– Шесть месяцев… Врачи говорят, девочка будет…
– Девочка – это хорошо! Я вот всегда пацана хотел. Думал, родится девчонка – и чего с ней делать? С пацаном-то все ясно: машинки, солдатики, футбол, войнушка. А когда Вероника родилась, вдруг понял, какое это счастье – девочка. Девочки любят своих отцов, если те их тоже любят!
– А я боюсь…
– Чего боишься?
– Не самого ребенка и не ответственности, а того, что ничего не знаю об этом. Как на руки взять, как купать, кормить, спать укладывать? Что делать, если он… или она кричит? Как понять, чего хочет?
Впервые за наш разговор и вообще за наше с ним знакомство, я вдруг увидел на лице отца Вероники улыбку и услышал, как он смеется.
– Ха-ха! Это пройдет, как только ты впервые возьмешь дочку на руки! Вот увидишь. Ты сразу поймешь, ради чего все было до ее рождения и для чего должно быть после. Ты будешь готов порвать на куски любого, кто только может причинить ей вред! И силы появятся и уверенность в себе. Поверь!
Ей Богу, если бы не знал, что передо мной сидит бывший десантник, принимавший участие в боевых действиях, то, наверное, не удивился бы его увлажнившимся глазам.
– Так что, будь уверен, если я все-таки узнаю, кто тогда сбил Веронику, и эта мразь еще ходит по земле, я его найду и удавлю голыми руками! Он мне за каждый волос на ее голове ответит… за каждый день ее жизни… и за каждый наш с Надей день без нее! Убью и глазом не моргну!
– И сможете с этим жить? – скептически спросил я, искренне считая, что подобные слова люди обычно бросают на ветер либо в силу своей склонности попусту молоть языком, либо, что называется, по пьяни.
– Я? – отец Вероники еще раз глубоко затянулся, выдохнул в потолок струю дыма и, наклонившись над столом, затушил окурок в тарелку. – Смогу! Или я, по-твоему, в Афгане и в Чечне полевой кухней заведовал и картошку чистил?
– Ну, там война была…
– А здесь тебе не война? – он мотнул головой в сторону окна. – Человек человеку – волк! Все то же самое, только официально убивать не разрешено. А тот, кто пошустрее или блат имеет, ничем не гнушается… И таким вот как раз убийства с рук сходят!