Ничего личного

А потом в один момент раз и все… конец. Я, помню, проспался к обеду (на диване в зале ночевал), в спальню заглянул – спит. Ну, думаю, намаялась со мной, устала – пусть отдыхает. Умылся, переоделся, дай, думаю, сюрприз сделаю. И день еще такой солнечный был, что душа развернулась. Просто песня! Само то, чтобы новую жизнь начать! Сбегал на рынок, купил цветов, возвращаюсь – спит… А на часах уже полдень, больше даже. Я к ней, говорю: «Надь, вставай, так всю жизнь проспать можно!», а она-то и не спит вовсе… окоченела уже. Вот так…

– Мне очень жаль…

– Жаль тебе или не жаль – какая разница?

– Надежда Игоревна была хорошей женой и заботливой матерью…

– Тебе-то откуда знать?

– Вероника рассказывала.

– Эх, Вероника… А обо мне что рассказывала? Что ее отец – тиран и деспот?

– Вовсе нет. Наоборот, очень тепло о вас отзывалась. Говорила, что вы добрый, веселый и… даже нежный… Но я ей не верил, и на то были причины.

– Э-это то-о-очно! Причины были!

Отец Вероники в очередной раз ухмыльнулся, достал из кухонного шкафа початую пачку макарон и высыпал их в кастрюлю, вода в которой как раз закипела. Потом подошел к столу, откупорил бутылку и плеснул в каждый стакан по щедрой порции водки.

– Ну, за что выпьем? – он поднял свой стакан.

Я секунду поколебался, взял в руку свой и тихо спросил:

– За Веронику?

– Не чокаясь, – кивнул он в ответ. – Царствие ей небесное…

Опрокинув стакан, отец Вероники, со стуком поставил его на стол.

– А! Дрянь какая…

– Что? – спросил я, так и не притронувшись к своей порции.

– Водка эта, говорю, дрянь! Пей, давай!

Я последовал его примеру. Сделал большой глоток и обжег пищевод. Почувствовал, как желудок скрутило в тугой узел, а потом мерзкий привкус во рту. Передернул плечами и закашлялся. Все-таки пить второй день подряд мое здоровье мне не позволяло. А отец Вероники, как ни в чем не бывало, принялся открывать консервы и резать хлеб.

– Можно вас спросить, Валерий Михайлович?

– Валяй…

– За что вы меня так ненавидели тогда?

– Я тебя не ненавидел. Просто не любил…

– Почему?

– А за что мне тебя было любить? Вот Веронику я любил, потому что она – моя дочь. А ты мне кто?

– Тот, кто хотел ее у вас отнять?

– Хм… Что-то вроде того…

– А сейчас? Вы по-прежнему меня просто не любите? Или все-таки ненавидите?

– Чтобы ненавидеть, нужны объективные причины. А у меня этих причин нет. Вот если бы это ты сбил Веронику – другое дело. А так-то чего? Поэтому по-прежнему просто не люблю… Скорее даже недолюбливаю, ведь смирился же когда-то с тем, что Вероника с тобой уехала… И, ради счастья единственной дочери, даже собирался попросить у тебя прощения за свою резкость. Два года к этому шел, представляешь? Но что-то там у вас не заладилось, и она вернулась… А потом все это…

Отец Вероники поставил на стол хлебницу с нарезанным хлебом, разложил по тарелкам консервированную рыбу и вывалил в глубокую пиалу кабачковую икру. Потом вернулся к плите, чтобы помешать в кастрюле макароны. А я, глядя на все это, почему-то подумал о правильном питании, которому меня пыталась приучить Кристина: салатные листики, мясо, приготовленное в мультиварке, либо на пару, ничего жаренного на масле, никаких консервов и строгое сочетание продуктов в соответствии с их совместимостью.

– Зачем вы меня позвали к себе домой?

– Поговорить не с кем… Считай, что от скуки…

Он снова подошел к столу и, разлив по стаканам свое ядовитое пойло, спросил:

– За что на этот раз выпьем?

– За честность, – сказал я первое, что пришло в голову.

– Отличный тост!

Мы снова выпили, на этот раз уже звякнув стаканами. Отец Вероники, как обычно, без видимых последствий, а я, изо всех сил стараясь сохранять внешнюю невозмутимость, но внутри испытывая адские муки, как физические, так и душевные. Только на этот раз я поспешил закусить выпитое хлебом с кабачковой икрой.

– Скажи мне, друг любезный, – в голосе отца Вероники прозвучала ирония, – раз уж мы выпили с тобой за честность. Ты любил мою дочь?

– Да, любил… – незамедлительно ответил я и умолк, а потом добавил. – Возможно, не так сильно, как она того заслуживала, и, понятно, не так, как вы, но любил. Не сомневайтесь.

– Просто интересно, любовь это была или так… желание? По молодости эти два понятия очень трудноразличимы.

Я понял, куда он клонит. Это как чувство голода и желание съесть что-нибудь конкретное. Причина – чувство и следствие – удовлетворение желания. Все правильно с точки зрения логики. Но природа человека устроена так, и в этом вся загвоздка, что мы часто хотим что-нибудь съесть, не чувствуя при этом голода. Просто потому, что знаем – это вкусно! Или потому, что, если не сейчас, то потом не достанется. А то и вовсе едим, просто потому что можем… Не испытывая ни чувства, ни даже желания. Потому, что реклама на каждом углу навязывает нам бессознательное потребление – это вообще крайний и самый худший случай. И если так, то по мне лучше уж недоедать или даже голодать, чем постоянно быть сытым и не знать голода вовсе.

– Чего замолчал? – спросил, не оборачиваясь, отец Вероники, помешивая в кастрюле макароны.

И я ответил: