Ничего личного

- Сколько еще раз я должна повторить, чтобы вы поняли? – спрашиваю я, возмущенно оглядывая троицу – маму, папу и брата, разместившуюся на диване. – В Испанию я не поеду! Мне прекрасно и в Москве.

- Ника, будь разумной, тебе нужен уход, - говорит мама, картинно заламывая руки.

Я раздраженно вздыхаю и закатываю глаза.

- Уход нужен Кириллу, - парирую я, демонстративно поглядывая на его ногу, которую он все еще держит на весу. – Я в порядке. К психотерапевту пойду, как и обещала. В Испанию не поеду. Если других тем для беседы у вас нет, я поднимусь к себе.

Бросаю выжидательный взгляд на свою семью и, так и не дождавшись ответа, выхожу из зала. Поднимаясь по ступенькам в свою комнату, позволяю себе снять с лица маску самоуверенности и устало вздыхаю. Вопрос о переезде в Испанию – больная тема всей последней недели. Я категорически отказываюсь, родители неизменно ждут, что я передумаю. Но я не передумаю.

Конечно, сбежать – это самое простое, что можно придумать в моей ситуации. Начать все с чистого листа, заново строить свою жизнь, знакомиться с чужой культурой и искать в ней себя. Только я никогда, даже в детстве, не пряталась от проблем и не считала себя трусихой. Моя жизнь, мой дом, мое сердце, пусть и разбитое, находятся в Москве. Здесь они и останутся.

Я поднимаюсь к себе и ложусь на кровать, невидящим взглядом уставившись в потолок. Думаю о том, чем занимается сейчас Дима, но тут же одергиваю себя. Нельзя, Ника. Свой выбор он сделал. Я ему не нужна. Я старалась, но потерпела поражение. Признавать это больно, но необходимо. Рано или поздно я обязательно встречу человека, с которым мне будет хорошо. Пока же нужно просто выкарабкаться из той эмоциональной ямы, в которую я угодила.

Нет, я не в депрессии – давно научилась не впадать в нее. Когда ты оказываешься на волоске от гибели, легко понять, насколько дорога и прекрасна жизнь. Но я тоже не робот, и когда мне очень больно я даю себе возможность пострадать.

Сейчас же мне очень и очень больно, а щемящее чувство душевного надлома и разочарования куда сильнее моих позитивных установок.

Вздрагиваю от тихого стука и быстро смаргиваю набежавшие на глаза слезы.

- Можно? – в дверном проеме появляется лохматая голова Кирилла.

- Конечно, - я сажусь на кровать в позу лотоса и вымучиваю из себя улыбку.

Прихрамывая, брат проходит в комнату и падает в кресло напротив меня. Выражение его лица хмурое и серьезное – обычно он совсем другой.

- Что случилось? – спрашиваю я мягко.

- Это ты мне скажи, Ник, - предлагает брат, буравя меня взглядом. - Почему не хочешь уехать?

- А тебе так хочется сбагрить меня с рук? – делаю я попытку пошутить, но по выражению лица Кирилла понимаю, что разрядить обстановку у меня не выходит.

- Глупости не говори, - брат резко осаждает меня. – Я просто очень беспокоюсь. Несмотря на то, что психа больше нет, он сломал тебя. Родителей ты можешь обмануть, но не меня. Я знаю тебя лучше всех, Ника, и все вижу.

На какой-то момент в комнате воцаряется тишина. Стараясь избавиться от комка в горле, я сглатываю и поднимаю к нему лицо.

- Если ты действительно знаешь меня лучше остальных, должен понимать, что меня сломал не Витя Самохин, - наконец, произношу откровенно.

Лицо брата меняется. Совсем немного, но я улавливаю его секундное замешательство и растущее напряжение. На мгновение веки с длинными черными ресницами скрывают от меня выражение его глаз, но когда он снова смотрит на меня, я читаю в их глубине растерянность и раскаяние.

- Это я виноват в том, что Платов ушел, - вдруг говорит он надломленным голосом.

- Это маловероятно, - отвечаю я с ироничной улыбкой.

- Ты не понимаешь, - Кирилл нервно ерошит волосы и вздыхает, словно ему сложно подобрать слова. – Я разговаривал с ним в больнице. Попросил оставить тебя, пока все между вами не зашло чересчур далеко. Я считал, что делаю лучше для вас обоих, но…

Голос брата срывается, и он расстроенно качает головой. Ощущая растущую в груди дыру, я сползаю с кровати и опускаюсь на пол рядом с креслом, в котором он сидит. Обхватив пальцами его ладони, я сжимаю их и тихо произношу:

- Не стоит корить себя, Кир. Я знаю, что ты сделал это из лучших побуждений. И я вовсе не считаю тебя виноватым, - я печально вздыхаю. – Пойми, Дима ушел не из-за твоих слов. Он ушел потому, что сам захотел этого. Ты, да кто угодно, могли бы привести сотню разумных доводов, почему нам с ним не нужно встречаться, но я бы не послушала ни один из них. Я бы не ушла. Не оставила его, чтобы мне там ни говорили. А он ушел.

- Ты ведь знаешь, что я умею убеждать, - говорит брат с мрачным смешком.

- А еще я знаю, что Дима не будет делать ничего такого, что противоречит его желаниям, - возражаю я. - Ты не выставлял его из больницы силой. Он знает, где я живу, у него есть мой номер телефона. Но ему это все не нужно. Знаешь почему? Потому что он взвесил все за и против и понял, что я не стою того, чтобы ради меня менять свою жизнь.