Ничего, кроме личного

– Моему источнику можно доверять. Только, Тихон, прошу тебя. Ни в коем случае не упоминай про новую фирму его жены.

– Почему? Я его прямо этим «Путем к себе» припру. Он жене не только фирму, счет в банке аннулирует. – В голосе Тихона прорезалась мстительность. В этом состоянии он легче всего концентрировался.

– Ты с ума сошел?

– Что опять не так?

– Петухов скотина, но не дурак.

– Согласен по обоим пунктам.

– Нельзя говорить про фирму жены. Он может понять, откуда идет утечка информации. Ты же не сможешь его в одну секунду убрать.

– Ну да, мне сейчас его уход, как вилы в бок. Где я нового «попку» на его роль найду? Да еще в срочном порядке, – размышлял Тихон.

– И самому становиться собственником ты, если я правильно понимаю, пока не готов.

– Это верно, – согласился брат. – Я бы еще годик-другой в министерстве посидел. Все-таки объект ушел за копейки. Пусть это дело немного быльем порастет. Как ни крути, а пока без Петухова нам не обойтись.

– Поэтому мой источник должен остаться при нем. Причем с незамутненной репутацией. Ты понял?

Тихон кивнул.

– Не слышу. Ты понял?

– Да понял я, понял. Но в чувство его привести нужно.

Тихон Ерофеевич подумал и вынес окончательный вердикт:

– Надо дать ему просраться.

На том и порешили.

Остаток вечера у всех прошел на позитиве. Ольга Петровна чувствовала себя спасительницей семейного капитала. Тихон Ерофеевич думал о своей везучести как награде за правильно выбранные жизненные принципы.

Но более всех повезло Виктору. Вечером он в расслабленной домашней обстановке отчитался Владе о проделанной работе. Вода была взбаламучена. Осталось поймать в ней рыбку.

Работа была оценена высоко. Ближе к полуночи Влада подарила Виктору себя в новом, вызывающе сексуальном белье.

Империя наносит ответный удар

На следующий день Тихон Ерофеевич начал вызванивать Антона.

Тот был недоступен.

Как назло, наступила суббота, выходной день. Чисто теоретически многодетный отец вполне мог отключить телефон или поехать в горы, где нет Сети. Но такая версия не успокаивала, а злила Тихона Ерофеевича. Вот у него ни детей, ни жены, ни субботы, ни отключенного телефона. Потому что он весь как единая глыба. Цельная натура. А этот Петухов то директор, то вегетарианец, то еще не пойми кто. Наплодил кучу отпрысков, девать некуда.

Так, возгоняя себя от раздражения до гнева, Тихон Ерофеевич прожил выходные.

В понедельник ранним утром он с первой попытки дозвонился до Антона и затребовал его в Москву.

Напрасно Ольга объясняла брату, что приглашать нужно ласково и непринужденно. Тихон не смог совладать с собой. Слишком долго он вызванивал Антона. Внутреннее беспокойство било копытом в груди, отчего голос стал резким и каким-то драчливым.

– Антон, ты в Москву собираешься? Приехать надо бы.

– Зачем? У меня там дел нет, – судя по голосу, Антон говорил на бегу.

– А ты берега не попутал?

– Не понял.

– Вот и я говорю, что ты не понял. Это мой элеватор.

– Я это знаю. И что?

– А то, что, если я говорю «приезжай», ты должен все бросить, и приехать. Стопудово!

Повисла тишина, прерываемая лишь прерывистым дыханием Антона. «Черт, перегнул палку», – отругал себя Тихон Ерофеевич.

В это время в трубке прорезались посторонние голоса, и кто-то забасил:

– Начальник, что с восьмой лопастью делать будем? Там уже чинить нечего, только выбрасывать…

– Я перезвоню, не могу сейчас говорить, – сказал Антон и отключился.

Если бы Тихону Ерофеевичу плюнули в кофе, он бы меньше взбесился.

Какой-то щенок без роду, без племени, с дурацкой фамилией Петухов, смеет говорить ему «я перезвоню». От возмущения Тихон Ерофеевич задыхался и, как рыба, хватал ртом воздух. Почему-то в памяти крутились угрозы из какого-то фильма «Сгною! Кровью умоешься! Землю жрать будешь!» Кажется, фильм был про революционеров.

Тихон Ерофеевич ходил по своему кабинету кругами, не останавливаясь ни на минуту, как зверь к клетке зоосада. Он ждал звонка, чтобы излить в крике всю злобу, высокомерное презрение к этому засранцу. Но тот не позвонил.

Телефон извинительно тренькнул и оповестил о новом сообщении. На экране высветилось: «Тихон Ерофеевич, если вы настаиваете, я могу прилететь в пятницу».

Трясущимися от возмущения руками Тихон отбил: «Пятница – ни о чем. Будь здесь завтра». На краю сознания мелькнула мысль, что сегодня понедельник.

Ответ заставил заскрежетать зубами: «Завтра не могу. Заканчиваем монтаж нового подъемника. Только в пятницу, самое раннее. Если что-то срочное, напишите суть вопроса».

В великом и могучем русском языке не хватило слов, которыми Тихон Ерофеевич мог бы выразить свое отношение к Антону. Матерные слова не передавали всего накала его эмоций.

Тихон Ерофеевич еле дожил до конца рабочего дня. Ему очень хотелось залить внутренний пожар алкоголем. Но нужно было еще целых три часа служить Отечеству. Он служил, как мог: наорал на заместителя, почти уволил секретаршу и грубо отшил представителя пресс-службы. Наконец Отечество отпустило его домой.