Ничего интересного

Я чувствовала себя тренером из вдохновляющего фильма: нарастает музыка, и по лицам игроков видно, как они воодушевляются, и уже не за горами момент, когда меня поднимут на руки, а вокруг закружатся конфетти.

А потом Роланд уронил мяч прямо себе на ногу, и тот покатился далеко, через всю площадку.

— Хорошая попытка, — сказала я.

— Я не хочу за ним идти, — захныкал он, но я ответила:

— Нет, ты должен сам его поднять.

Роланд, повесив нос, поплелся за мячом, и казалось, что над ним сгущаются тучи, как в мультфильме.

— Начнем с дриблинга, — сказала я и стала наблюдать, как они бросают и ловят мяч, напряженно, неуклюже.

У Бесси получалось даже неплохо. Она дошла до десяти отскоков, потом до пятнадцати, но потом сбивалась с ритма и ей приходилось ловить мяч, чтобы он не укатился.

— Ты молодец, — похвалила я, и она улыбнулась.

— А я? — спросил Роланд, устремившись за мячом, который снова отскочил от его ноги.

— Ты тоже большой молодец.

— Так я и думал.

Мы сделали перерыв на газировку, потому что работать с детьми над координацией не так просто: они быстро устают и начинают все делать не так. Мы ели бананы с арахисовым маслом, по очереди облизывая ложку.

— Так у тебя это хорошо получается? — спросила Бесси.

— Раньше — да. Раньше я отлично играла, — призналась я. Иногда баскетбол оказывался единственным, о чем я не врала, единственным, что получалось у меня инстинктивно.

— Но ты низкого роста, — сказала она. — Разве баскетболисты не должны быть высокими?

— Некоторые — да, — сказала я. — Им повезло. Но я играю отлично, хоть и ростом не вышла.

— А ты умеешь делать этот… слэм-данк? — спросил Роланд.

Эти дети были похожи на пришельцев, которым дали недописанную книгу о людях и они пытались сопоставить все детали.

— Нет, — признала я. — Но необязательно уметь делать слэм-данк, чтобы хорошо играть.

Я не стала говорить, что отдала бы миллион баксов за то, чтобы хоть раз в игре забить так мяч в корзину. Я никому никогда в этом не призналась бы, но это так.

— И ты думаешь, это поможет нам не загораться? — спросила Бесси.

— Надеюсь, — сказала я. — Мне баскетбол всегда помогал успокоиться, чтобы не так хотелось кого-нибудь убить.

— Тебе хочется кого-то убить? — недоуменно уточнил Роланд, и я вспомнила, что разговариваю с детьми. Я вела себя с ними так, как будто они мои лучшие друзья.

— Иногда, — призналась я. Отнекиваться было поздно.

— Нам тоже, — поделилась Бесси. И я знала, о ком она. Я знала, что она думает о Джаспере.

Мы попытались вести мяч в движении, а это сложнее, чем кажется. Делать две вещи одновременно, особенно в первый раз — и не важно, как просто это выглядит, — требует от тела подстроиться, найти инстинктивный ритм, который для этого необходим. И у детей, господи прости, получалось очень плохо.

Так что мы снова прервались и прыгнули в бассейн. Снова поели сэндвичи, капая горчицей, и чипсы со вкусом сметаны и сыра, от которых наши пальцы окрасились в оранжевый. Я подумала, что нужно прекращать кормить детей вредной едой и перейти к творогу, финикам и, я не знаю, обезжиренному печенью. Стоп, здоровые люди любят жир или ненавидят? Я просто всегда питалась вредной едой. Наверное, поэтому и выглядела немного пухленькой. Меня нельзя было назвать тяжеловесной, потому что моя злость жгла калории как не в себя — ну, так мне это представлялось, — но я всегда была мягче, чем хотелось. Я подумала о Мэдисон и представила, каково это — иметь такое тело. Сколько для этого нужно усилий — больше, чем я представляла? Но знай я, что смогу стать такой, как Мэдисон, наверное, попыталась бы.

После обеда мы вернулись на площадку, учились вести мяч туда-сюда. И у Бесси, честно, получалось замечательно, она соображала очень быстро. Роланд держался на уровне, нормальном для десятилетнего ребенка, который впервые взял в руки мяч, но его сестра уже начала двигаться так, будто мяч был к ней привязан, нашла нужный ритм. И вдруг она бросилась бежать, оставив Роланда, который закричал, чтобы она его подождала, но было поздно. На секунду Бесси опередила мяч, и тот остался у нее за спиной. И я увидела, как она протянула вторую руку и легким движением запястья вернула мяч, провела его к ведущей руке, не останавливаясь, и побежала дальше.

— Ты поймала его со спины! — воскликнула я, и Бесси просияла:

— Это весело!

— У меня рука болит, — заныл Роланд, когда догнал нас, но Бесси осталась на месте, и мяч отскакивал от корта снова, и снова, и снова.

— Смотрите, — сказала я, подняла мяч и закрутила его на указательном пальце, как игрок «Глобтроттерса»^[9].

— Ух ты, — восхищенно протянул Роланд, и я почувствовала себя немного глупо, но не настолько, чтобы перестать выделываться. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз какие-то мои действия удостаивались такой оценки. Наверное, несколько лет назад, а то и больше. Я не слышала «ух ты», даже когда соглашалась на какие-нибудь странные штуки в постели с парнями, на которых мне было плевать.

— Эй, — помрачнела Бесси. — К нам кто-то идет.