Ни о чём…

Вернувшись в палатку, я зажёг лампу и, полный пустоты, задумался, как водится, ни о чём, но тут расслышал шипение. В поисках его источника, я был остановлен взглядом, упреждающем любое движение с моей стороны. Обвившись о черенок лопаты, прислонённой к кровати, на уровне моей груди медленно сдувалась в шипении гадюка. На миг лишившись сознания, я ухватил с земляного пола палку и срубил змее голову, как мечом…

Желал ли я того, что произошло? Конечно, нет, но не оставил рассудку места промеж изумлением и животным, внезапным, нечаянным страхом за собственную жизнь, которой по большому счёту не угрожало ничего. Змея лишь просила позволить ей уйти, но я не дал ей этого сделать.

Пожалел ли я о содеянном? Больше полувека прошло с тех пор, а я всё казнюсь. С того самого дня по всякую минуту теперь.

Ветер в голове

Скрывшись за власяницей тумана, ветер трепал одуванчик луны в поднебесье, силился выщечить8 малую толику семян о рыжем пуху кристаллов льда. Упорствовал он не впервые, но в продолжение спора, из-за давней своей, безнедежной мечты — разбить у стен дома земли большой цветник, и чтобы в нём росли только такие же милые, неказистые цветы с перекошенными от вечного удивления лицами.

— Для чего ж ему столько? Не то жаден чрезмерно, не то ботаник?

— И не то, и не другое. Чуждый корысти, желает он одарить всякого проходящего мимо букетом из лун, особенно — связанных любовью мужчин и женщин, дабы запомнили они навечно тот день, когда судьба объединила их в одно целое и дала им знать про то.

— Надо же. Затейник этот ваш ветр. А ещё укоряют его в ветрености, непостоянстве, лёгкости и беззаботности ума. Где же всё это?! Коли верно то, что вы про него говорите, он и вдумчив, и заботлив, и сострадателен.

— Есть такое дело. И хотя не отнять у него того, однако ж и он бывает нехорош. Особливо когда сделает что в сердцах, с досады, из мстительного чувства.

— Помилуйте, к кому?!

— Да прежнее всё, к нам же, к человекам.

— Но отчего?

— И наш род не всегда бывает хорош.

— В чём же?

— Когда ведёт себя так, как молва обыкновенно приписывает ему самому. В те минуты, часы и годы, когда теряет дарованный ему разум, и поступает неодушевлённо.

…Поступаясь собой, в соответствие с выпавшей ему долей, ветер шёл, не таясь по свету. Он, знамо, слышал, что говорят, как понимают про него, но не было ему дела до того. Его занимало иное, — чтобы думали. Каждый думал! А уж следить за ветром в голове — только его забота, по его, понимаешь, вещественной части.

Гупёшки

Это теперь я седой бородатый дядька и получаю удовольствие не от того, что сам ем эскимо, а наблюдая за тем, как вгрызается в запотевшую шоколадную глазурь молочными зубами мой внук. Стараясь быть в его жизни настоящим дедом, я играю в непонятные для меня игры, записываю в тетрадь имена сказочных героев и друзей внука, чтобы не попасть при случае впросак. Но таких случаев всё меньше, реже встречи и чаще я остаюсь один на один со своими воспоминаниями. Они никуда не торопятся, но ожидают смирно своего часа, чтобы я обратил на них внимание, призвал, наконец, к себе и обнял, как дорогих детей.

Я был обычным советским пионером, заурядным в своих проказах московским мальчишкой. Стрелял пшеном через стеклянную трубочку от гирлянды новогодней ёлки, читал запоем, рисовал с упоением, копил гривенники, которые давала мать на школьный обед, чтобы купить себе прожигалку за рубль у дяди Йоси со свалки или гупёшек.

Рыбками торговали на птичьем рынке у метро Таганская. Твёрдошатающиеся на ногах пьянчуги наполняли ими доверху бутылки из-под кефира, закрывали конфетной фольгой горлышко и однообразно предлагали «За рупь всех!» всем проходящим мимо. Мы, мальчишки, знали, где добыто это богатство. Мужики орудовали сачками вблизи теплостанции в Электрогорске. Но кто бы нас отпустил туда, за сто километров-то от Москвы?

Накопить и на прижигалку, и на гупёшек разом выходило слишком долго, к тому же, под рыбок нужно было ещё разжиться колбой от кристаллизатора. Не прозябать же бедолагам всю жизнь в бутылке! А это ещё энная сумма.

Центр письменного стола моего близкого друга Лёньки, занимал кристаллизатор, наполненный чудесными рыбками. Они переливались на солнце, и сияющей стайкой метались от одной стенки стеклянного водоёма к другой, выписывая латинскую «зет». Если бы не уроки, не беготня с мячом и не лазанье по заборам, то на рыбок можно было бы смотреть бесконечно.

Папа Лёньки работал на солидной, большой машине МАЗ, и на ночь ставил её во дворе под окнами, чем превозносил своего сынишку над другими пацанами. Хотя… Лёнька не был заносчив, и дозволял нам посидеть в машине, чем мы часто пользовались, и скрипели сидением, гудели, рычали, как двигатель, а иногда даже решались сделать вид, что крутим руль.