– Это была ошибка молодости, которую ты бы не поняла.
– Но лучше бы ты мне все-таки объяснил, папа.
– По какому праву? Это не моя жизнь, это касалось твоей матери. Ее первый брак принес ей одни несчастья, она не хотела о нем ни вспоминать, ни говорить.
– Но мне наплевать на этот брак, меня интересует ребенок. Эта маленькая девочка…
– Она умерла.
– Нет!
– Уверяю тебя, она…
– Не лги мне! – вскрикнула Паскаль. – Ты никогда ничего не говорил об этом, теперь не сочиняй неизвестно что!
Подавленный ее враждебностью, Анри хотел встать, но передумал. Наступила тишина, которой никто из них не осмеливался нарушить. Наконец Анри снял очки и потер виски кончиками пальцев.
– Почему ты так злишься? – прошептал он. – Мы, твоя мать и я, сделали это из желания защитить тебя. Ну что из того, если бы ты знала о существовании Юлии? Такой груз нельзя взваливать на детей.
Он легко произносил имя Юлии, как если бы оно было ему привычно. Паскаль подумала, что он, должно быть, часто вспоминал его.
– Почему она бросила ее, папа?
– Она не могла справиться. Она была одна, без всяких средств к существованию.
– А отец Юлии?
– Когда он увидел ребенка, он сразу же уехал. Паскаль пристально смотрела на отца. То, о чем он ей говорил, произошло сорок лет назад, задолго до того, как она сама появилась на свет. Это была жизнь ее матери, и она хотела разобраться в ней, но теперь она чувствовала себя докучливой и бестактной.
– Не осуждай свою мать, Паскаль. Помни, что она тоже была в каком-то смысле покинута своей матерью, затем и семья Монтагов бросила ее после смерти Абеля, после этого ее покинул муж… В свои двадцать лет она не знала ничего, кроме предательства, ощущения отверженности и покинутости. Она не могла поступить по-другому с Юлией. Она не могла даже о себе позаботиться, как же ей было ухаживать за ребенком с тяжелым недугом? Юлия нуждалась в уходе, которого твоя мать предоставить ей не могла. Единственным выходом для нее было поручить Юлию заботам специального медицинского центра.
– Почему Юлии не дали другое имя?
– Ей изменили бы имя только в том случае, если бы ее кто-то удочерил. В случае Юлии об этом не могло быть и речи.
– Но мама должна была ходить к ней, видеться с ней…
– Конечно нет. Когда мать официально отказывается от ребенка, она теряет все свои материнские права. В любом случае, Камилла была вынуждена расстаться с прошлым, чтобы начать новую жизнь.
– Значит, она таким образом начала жизнь с чистого листа? Пристроила Юлию в больницу и забыла о ней?
– Не говори глупостей! – резко перебил Анри. – Забыла! Да не было дня в ее жизни, чтобы она не думала о ней.
– Когда она рассказала тебе об этом, было уже слишком поздно? Она не могла ничего сделать, чтобы забрать дочь к себе?
– Я уже объяснил тебе, почему это было невозможно. Анри был напряжен, ему не хотелось продолжать этот разговор, но он сделал над собой усилие.
– Твоя мать была очень привязана к Адриану. Он был здоровым мальчуганом, и она обожала его… Потом она ждала тебя, и ты была для нее настоящим утешением.
Паскаль снова увидела, как он сжал пальцами виски, и ей показалось, что она подвергает его мучительным страданиям. Снова наступило молчание.
– Мне бы больше не хотелось внезапно узнавать еще о каких-то вещах, – пробормотала она наконец.
– Если бы ты не купила Пейроль, то…
Он снова повторял эту фразу. Что еще он мог скрывать? Она хотела расспросить его о том, как он познакомился с Камиллой, узнать, почему ему захотелось связать свою судьбу с женщиной, способной отказаться от своего ребенка, но она не имела права рыться в прошлом своих родителей, и ограничилась лишь одним вопросом:
– Адриан знает об этом?
– Отчасти. Ему, как и всем остальным, сказали, что ребенок умер. Но для него она ничего не значит, их не объединяет общая кровь.
– Фактически она не значит ничего ни для кого, не так ли? Мамы больше нет, Рауль Косте исчез, словно его и вовсе не было, Монтаги умыли руки, ты не хотел в это вмешиваться, Адриану было все равно… В итоге остаюсь я одна, кого это волнует?
– Ты?
– Я хочу… увидеться с ней. Я думаю, что можно что-то сделать.
– Так вот чего ты хочешь! Ты надеешься увидеть сестру, которая с радостью бросится в твои объятия? Боже мой, Паскаль, ты же врач, ты же сама должна знать, что ты увидишь. Скорее всего, она вообще не дожила до этого времени. У Юлии остался мозг двухлетнего ребенка, она тебя совсем не знает, поэтому вряд ли будет тебе рада. Опустись на землю, моя дорогая дочь!
Мысль об их встрече была для него невыносима.
– Твоя мать не хотела, чтобы эта встреча состоялась, поэтому она ничего и не говорила тебе.
– Но ты, отец, мог бы рассказать мне об этом после того, как мама умерла.