— Я бы сейчас с удовольствием искупалась. Из твоего сада можно спуститься вниз к морю?
Ребекка неохотно ответила:
— Феликс в свое время заказал проложить деревянные ступеньки между скалами. В конце сада.
— Ты пойдешь со мной?
— Я не была внизу с тех пор, как…
— Ты живешь в этом доме. Что с того, если ты спустишься вниз в бухту?
— Это будет для меня слишком, — ответила Брандт.
Инга задумалась, как человек мог жить таким образом. В пространстве, охватывающем пять комнат в уединенном доме и красивый, но совершенно безлюдный сад. Если б Инга хотела найти аналог восточного сжигания вдов в западном стиле, то нашла бы его в Ребекке. Женщина, которая перестала жить вместе со смертью своего партнера. Которая еще дышит, ест и пьет, но тем не менее уже не живет…
Тогда Инга отправилась купаться одна, и ей лишний раз бросилось в глаза, какой рай создал себе покойный Феликс Брандт. Лестница, спускавшаяся в бухту, была крутой, но ее легко можно было преодолеть, благодаря крепким перилам. Она состояла преимущественно из массивных досок, но местами были использованы натуральные ступенеобразные выступы в скале. Пока Инга спускалась по этой лестнице, видя внизу под собой синеву моря с небольшим светящимся участком белого песчаного берега, а над собой — высокое, выпуклое небо, по которому стремглав с криком носились чайки, ее впервые за долгое время вдруг переполнило чувство свободы, чувство, что она вновь в гармонии с собой, чувство, что она жива и у нее есть будущее. Мощь этого ощущения напугала ее — ведь она только что потеряла своего мужа, и ей казалось, что сейчас не время испытывать такую переполняющую душу радость. Но затем Инга обнаружила, что это чувство появилось в ней как раз
Как же она могла так долго терпеть Мариуса? Как могла она так последовательно игнорировать столь однозначные сигналы?
Легкой походкой — словно она в буквальном смысле стала легче — Инга спустилась вниз. Пляж, шириной метров в тридцать, полукругом прилегал к утесу. Море с плоскими волнами, увенчанными пенистыми коронами, набегало на песок. Инга огляделась, но никого вокруг не обнаружила. Вероятно, был еще один участок, где находился проход на этот пляж, потому что с другого его конца вверх по утесу вела еще одна лестница. Далеко наверху Инга смогла разглядеть маленький кусок каменной стены, которая, видимо, принадлежала дому или изгороди на этом участке.
Она сбросила шорты, надетые поверх купальника, и вошла в волны. Вода была холоднее, чем ожидалось, но великолепно освежала, и уже через пару минут Инга почувствовала себя в полной гармонии с ней. Сильными гребками она заплыла на приличное расстояние, а затем, лежа на спине, зависла в воде, разглядывая темные скалы позади себя и голубое небо над собой. Чуть позже она робко прислушалась к своему внутреннему "я", дабы убедиться, что то великолепное чувство освобожденности еще было в ней — а то, как знать, вдруг оно уйдет так же быстро, как и появилось? Но Инга снова почувствовала его: оно было сильным, интенсивным и несло ее так же уверенно, как и вода.
Затем молодая женщина еще какое-то время полежала на песке, все еще надеясь, что Ребекка, возможно, появится, но она так и не показалась.
Наконец Инга приступила к подъему.
И вот теперь они сидели на веранде. Слегка подрагивало пламя свечи в садовом подсвечнике, перед ними стояло по бокалу вина, и Инга чувствовала приятную расслабленность во всем своем теле, которую обычно оставляет после себя такой день, полный движения на солнце, в воде и на ветру.
— Что ты станешь делать в первую очередь, когда вернешься в Германию? — спросила Ребекка в ответ на высказывание гостьи, что ей будет тяжело уезжать.
— Я буду подыскивать себе квартиру, — ответила Инга. — Да, это, пожалуй, будет в первую очередь. Нашу совместную квартиру Мариус может оставить себе.