Незнакомец

— О боже… — еще раз произнесла Карен и с отчаянием взглянула на Кронборга. — Я слишком поздно начала действовать. Я знала, что что-то не в порядке! Я просто знала это. Моя собака знала это. Она день за днем лаяла на этот дом, сердито и отчаянно. Обычно она этого не делает. Когда начался этот лай, они еще были живы. Когда у меня появилось чувство опасности… — Она встала и тут же почувствовала, как у нее подкосились ноги, и схватилась за подлокотник кресла. — Я могла бы спасти их. А я ничего не сделала. Я трусливо позволила своему мужу внушить мне, что я не в своем уме.

И она расплакалась.

5

— Итак, ты можешь мне все это объяснить? — сказал Вольф.

Карен, собственно, уже все ему объяснила. Но с каждой фразой, которую она произносила, его лицо выражало все более сильное недоверие, и казалось, что он просто-напросто хотел ответить: "Скажи, что это неправда!"

— Их обоих на самом деле убили… — начала женщина, но ее муж грубо прервал ее:

— Это я уже понял. Даже я заметил ограждения и полицейские машины перед соседским домом. Что я хочу узнать, так это то, почему моя жена залезла в чужой дом и обнаружила там два трупа!

Карен с удовольствием и дерзко ответила бы: "Да именно потому, что там валялись два трупа!" Но было ясно, что ее супруг имел в виду то обстоятельство, что она забралась в чужой дом. "Для него это звучит странно", — подумала она.

— Садовник… — начала было объяснять Карен вслух.

Вольф расслабил свой галстук.

— О каком садовнике ты постоянно говоришь?

— О садовнике Леновски. Он тоже волновался из-за этих двоих, так же, как и я.

— Непонятно!

— Что?

— Мне непонятны такие волнения. Только потому, что два человека не открыли дверь? Если б мы оба уехали, никого не предупредив об этом, ты бы хотела, чтобы совершенно незнакомые люди залезли в наш дом, дабы просто посмотреть, как у нас дела?

Губы Карен задрожали. "Только не допускай, чтобы он вновь вывел тебя из равновесия", — внушала она себе.

— Они были еще пару дней живы, так сказал комиссар. И если б я побеспокоилась раньше…

Вольфу наконец удалось сорвать свой галстук с шеи. Как обычно, он швырнул его на кровать.

— Речь не об этом. Хорошо, ты была права со своими… жуткими историями. Но дело не в этом. В чужой дом в принципе не положено вторгаться. Почему ты не позвонила в полицию, если была так уверена, что в том доме что-то не в порядке?

Все это походило на дурной сон, подумала женщина. Разве не Вольф все время заявлял, что совершенно недопустимо звонить в полицию из-за одного только подозрения, к тому же притянутого за уши?

Но кое-что в этот момент ей стало ясно: в его глазах она всегда будет все делать неверно. Что бы она ни делала, это было неправильно, потому что это делала она. Все ее старания в последние годы быть для него женой, о которой он мечтал, были с самого начала обречены на провал. Он никогда не давал ей ни малейшего шанса. Когда-то, где-то, по какой-то причине у Вольфа пропала любовь к ней, а то обстоятельство, что он считал, будто обязан, несмотря ни на что, продолжать с ней жить — возможно, ради детей или потому, что он считал это необходимым для своей репутации, — делало его агрессивным, недовольным и хронически раздраженным. Он больше не хотел ее. Он уже давно со всей ясностью демонстрировал ей это, только она отказывалась понимать его.

— Ах, Вольф, — устало произнесла Карен, — ты ведь был и против этого. Ты был против всего. Ты и сейчас против всего. Но я спрашиваю себя, почему тебя вообще еще волнуют вещи, которые я делаю. Ты живешь своей жизнью, а я — своей.

Ее муж поднял брови.

— Ты все еще моя жена. Все, что ты делаешь, неизбежно бросает тень и на меня.

— Да что же в этом деле бросает на тебя тень?

— Ты что, не понимаешь? Мы теперь втянуты в это преступление. Нас будут допрашивать, в нас вцепится пресса, наша фамилия появится в газетах… И я считаю все это неприятным. Отталкивающим!

Вольф выглядел изможденным. Карен подумала, что все это действительно доставляло ему проблемы, и в какой-то степени она его даже понимала. Это она поспособствовала тому, чтобы их семья попала в самый эпицентр ужасного происшествия, а поскольку оно, скорее всего, станет общеизвестным, едва ли можно будет не обращать на это внимание. Никому не хочется соприкасаться с ужасом. У Карен было такое предчувствие, что убийство в соседнем доме прилипнет к ним всем навсегда, и каждый из них — и она, и муж, и дети — так или иначе будет носить это в себе. Она, Карен, стала причиной того, что ее семья не смогла остаться в стороне от происшедшего, как другие соседи супругов Леновски. В этом и упрекал ее Вольф, и она с радостью сказала бы ему, что понимает, что он имел в виду, если б у нее был хоть малейший шанс на то, что и он сможет понять ее чувства. Ее позыв к действию, ее убежденность в том, что ей с самого начала не суждено было пойти по удобному пути в этой истории. Если б со стороны ее мужа нашлась бы хоть искорка любви и понимания, она попыталась бы — при взаимной открытости — ради него пережить весь этот кошмарный сон вместе с ним.