Нежный плут

Джорджина вспыхнула, желая ударить его за то, что он говорит подобные вещи. В отношении же Энтони она не испытывала подобного желания просто потому, что не имела представления о том, что той первоклассной штучкой являлась она сама. А поскольку та ночь была очень приятной и для нее и сейчас она великолепно выглядела в платье из плюшевого вельвета темно-сливового цвета, которое сидело на ней идеально, Джорджина чувствовала себя достаточно расслабленно, чтобы делать замечания кому-либо из них.

Но Энтони не мог оторвать от нее глаз, и в конце концов его жена сама его ударила – под столом. Он вздрогнул, но продолжал пялиться на нее, даже когда Джеймс нахмуренно посмотрел на него.

Наконец с некоторым отчаянием он произнес:

– Черт побери, где же я видел тебя раньше, Джордж? Твое лицо мне чертовски знакомо – будь я проклят, если это не так.

– Меня зовут не Джордж, – ответила она ему, садясь на свое место. – Для своих друзей и родственников я – Джорджина или Джорджи. Только Джеймс не может никак этого запомнить.

– Это что, намек на то, что у меня опять старческий склероз? – спросил Джеймс, и одна его бровь изогнулась дугой в недоумении.

Она мило улыбнулась ему.

– Если ботинок впору.

– Если мне не изменяет память, я заставил тебя съесть этот ботинок в тот последний раз, когда ты пробовала надеть его на мою ногу.

– Если мне не изменяет память, – возразила она, – это было вкусно.

Энтони наблюдал за этой сценой с интересом и терпеливо ожидал, чтобы повторить свой вопрос. Но он почти забыл о нем, когда заметил, что глаза Джеймса вдруг загорелись внутренним жаром, не имевшим ничего общего с гневом. Страсть, вспыхивающая из-за какого-то ботинка? И неужто она когда-то его съела?

– Это что, ваша собственная шутка? – спросил он тихо. – Или же мы услышим объяснение?

– Вы услышите, как мы познакомились, сэр Энтони.

– Ага! – торжествующе воскликнул он. – Я знал это. Ты же знаешь, что я чертовски хорош в этом. Ну, так где это случилось? В Воксхолле? В Драри Лэйн?

– На самом деле – в дымной таверне.

Энтони перевел взгляд с нее на Джеймса, при этом одна его бровь слегка приподнялась – должно быть, в этой семье принято жеманство, решила Джорджина.

– Этого и следовало ожидать. Ты постепенно дошел до официанток из баров.

Но Джеймс был не в том настроении, чтобы раздражаться прямо сейчас. Ухмыльнувшись, он сказал:

– Дорогуша, ты опять думаешь своей задницей. Она не работала там. Представь себе, я так и не понял, что она там делала.

– То же, что делал и ты, Джеймс, – сказала ему Джорджина. – Искала кого-нибудь.

– А кого искал ты? – спросил Энтони своего брата.

– Не я искал, а ты. Это был тот день, когда ты протащил меня через пол-Лондона, разыскивая кузину своей жены.

Тот день Энтони никогда не забудет, но он быстро нашелся.

– Но ведь твоя Марджи была блондинкой.

– А моя Джордж – брюнетка и обожает мужскую одежду.

После этого Энтони вновь перевел взгляд на Джорджину.

– Господи, да это же лиса, которая оставляет на голенях синяки! Я решил, что тебе не удалось найти ее, Джеймс.

– А я ее и не нашел. Это она меня нашла. Ну, скажем, просто упала в мои руки. Она подписала…

– Джеймс! – вмешалась в разговор Джорджина, испугавшись того, что он собрался снова во всем признаться. – Может, не обязательно уточнять подробности?

– Дорогая, но это же семья, – сказал он ей спокойно. – Не страшно, если они будут знать.

– Даже так? – ответила она холодно, а ее брови насупленно сдвинулись к переносице. – И именно поэтому ты рассказал об этом моей семье?

Джеймс нахмурился, явно недовольный тем, что она перевела разговор на тему, которую ему не хотелось обсуждать. И он замолчал ее вопрос и, повернувшись к столу спиной, прошел к боковому буфету, где лежала еда на завтрак.

Заметив, что атмосфера за столом резко изменилась, Рослинн сказала дипломатично:

– Джорджи, положить тебе что-нибудь на тарелку? Мы по утрам сами себе накладываем.

– Благодарю.

Но в разговор вмешался Джеймс, в его голосе явно ощущалось недовольство.

– Я это прекрасно могу сделать сам.

Джорджина надула губы от досады. Она подумала о том, что не следовало бы заводить разговор об этом, зная, что он ухудшит ее настроение, но, черт побери, не могла же она позволить ему шокировать его собственную семью и ставить ее саму в неловкое положение? Ему, наверное, безразлично, что и кому он рассказывал или что это вызвало, но ей-то это не все равно.

Но ее досада длилась недолго, пока она не получила от своего мужа тарелку с едой, которую он не без некоторого грохота опустил на стол перед ней. На тарелке была маленькая горка из яиц, кусочков копченой селедки, пирожков с мясом и сардельки, обложенная бисквитами и большими мисками с желе, – больше пищи, чем можно съесть вчетвером. Джорджина уставилась на нее широко раскрытыми глазами, обернулась и увидела, что на тарелке Джеймса эта горка была еще выше. Обе настолько явно были приготовлены с полным отсутствием всякой мысли, что у нее прорвалось чувство юмора.