- Нет, - он только покачал головой. – Я искренне тебя не понимаю, и комедия тут вовсе ни при чем. Скажи конкретно, что именно тебя не устраивает?
- Все, - выпалила я, зная, что надо бы остановиться… - Алла сказала, что у тебя есть любимая девушка, и теперь я склонна ей верить. Я больше не хочу разговоров, мне хватило всего того, что я уже узнала. Но… просто скажи. Ответь, кем была я?
Хотелось ли мне услышать ответ? Да, несомненно, вот только я вовсе не была готова принять правду, так как доподлинно знала, насколько болезненной она будет. Тонкая импровизированная нить, которой я мысленно связала себя с Сергеем, в любую секунду готова была разорваться от меткой колкой фразы-определения.
- Не знаю, - на этот раз он говорил искренне, хоть и с неохотой. – В тебе есть что-то непонятное, вызывающее желание исследовать, рассмотреть, понять и подвести итог. С тобой я играю не ради выигрыша, да и самолюбие тут, если говорить начистоту, вовсе не при чем. Я чувствую азарт, я хочу разгадать эту загадку, пока не выходит. Это то, что ты хотела знать?
- Не совсем, но в целом мне все ясно, - терпеть, только терпеть и не показывать, как сильно бьют по мне его слова. Но упрямая мазохистка где-то глубоко внутри меня не давала моему сердцу умереть тихо, лишая последних медленных ударов. – Скажи, а ее ты любишь?
- Обожаю такие вопросы, вроде бы ясные, а вроде и нет, - он все еще веселился, и теперь я не могла понять, правда это или ложь. – Ты весьма забавная, потому что все еще гоняешь в голове всю эту чушь про чувства и любовь. Я же ко всему отношусь намного проще. Любовь – ничто иное, как субъективация полового инстинкта; отношения – попытка навязать свои проблемы тому, кто кажется неравнодушным. Ты думаешь, будто я не прав? Не стану спорить.
- Это весьма печально, думать так, как думаешь ты.
- Это – истинная свобода, - не согласился со мной Кайдалов.
- А что насчет этой девушки? Если ты ее любишь, то почему так поступаешь?
- Попытка любить другого не приводит ни к чему хорошему, так как означает желание восполнить собственную ущербность за счет более привлекательного живого примера. Я не вижу в себе изъянов, поэтому говорить о любви к кому-то не могу.
- Что ж, по крайней мере, это честно. Открой дверь, мне пора ехать.
Тихо. Я не хочу разрыдаться прямо здесь, перед его глазами, хотя ресницы ощутимо подрагивают в ожидании очередной порции слез. Мне казалось, влагу смыло вместе с каплями в душевой, но, как оказалось, слезы очень быстро восполняют свой запас.
- Марта.
- Открой дверь, - уже настойчивее повторила я, избегая прямого контакта с его глазами.
- Ты вытащила из меня все это дерьмо. Стало легче?
- Да, - резко ответила я, хотя все было как раз-таки наоборот.
- Не лучше ли было оставить все, как есть? Ты ведь тоже сейчас об этом думаешь. И знаешь, еще не поздно сделать вид, что всего этого не было, просто взять и уехать отсюда вместе.
- Боюсь, что не смогу. Ты откроешь эту чертову дверь?
Снова щелчок, и, не глядя потянув дверную ручку, я почувствовала, как замок поддается. В салон ворвался холодный свежий воздух, и только сейчас я поняла, как же мне его не хватало в этом спертом удушливом вакууме.
- И последний вопрос… - нет, мне определенно хотелось сегодня получить максимальную порцию боли. – Ты делал все это только для того, чтобы позлить своего дядю?
Я повернула лицо в его сторону и тут-то столкнулась с победным взглядом его темных серых глаз. Озорные черти лихо отплясывали самбу на саркофаге из моих растоптанных похороненных чувств. Пояснения стали лишними. Спешно оттолкнув от себя дверь «Лансера», я выскочила наружу и быстрым шагом направилась к своей машине, даже не чувствуя, как бегут, замерзая, слезы по моим щекам. Сзади раздался мягкий звук мотора; он уехал, так и не попытавшись что-либо прояснить.
Не помню, как добралась до своей квартиры. Улицы города были на удивление пустыми, мне повезло не попасть в аварию из-за рассеянности, невнимания и расфокусированного взгляда мокрых глаз. Как поднималась в квартиру, прижавшись спиной к стенке лифта и едва держась на ногах, чтобы не сползти вниз, тоже отдельная песня. Ключ долго не входил в замок, а может, я делала что-то не то. Когда же, наконец, дверь захлопнулась за моей спиной, и я поняла, что пришло время слез и диких истерик, в душу неожиданно закралось спасительное или, наоборот, губительное успокоение.
Я действовала машинально. Стащила верхнюю одежду, обувь, прошла дальше по коридору, добралась до кухни и выпила целый стакан абсолютно невкусной воды из-под крана. Мне было плохо, я совсем не понимала, что и как, собственно, должна делать. Вот сейчас, в эту самую секунду – что именно? Валяться и плакать от обиды и бессилия? Слез почему-то. А ничего другого придумать я не могу.