Нежилец

— А тебе-то что? — огрызнулся Лукин. — Ты что, из отдела контроля за наркотой? — Он вытащил из-под подушки плоскую фляжку, свинтил крышку и сделал большой глоток.

— А говорил, что выпить нечего, — заметил Самсонов.

Вместо ответа Лукин злобно усмехнулся.

— Что случилось? — спросил Самсонов. — Зачем все это?

— Отдай ампулу! — буркнул Лукин.

— А если нет?

В глазах Лукина вспыхнула ненависть наркомана, у которого отобрали дозу. Он открыл было рот, чтобы разразиться бранью, но вовремя понял, что этим ничего не добьется.

— Ты прав, старлей, — сказал он, растянув губы в усмешке. — У меня не диабет. Рак. Последняя стадия. Не хочу подыхать в палате, а боль заглушает только это. Как достаю, не скажу. Если хочешь, можешь вызывать из отдела…

— Меня интересует дело Хоботова, — перебил Самсонов, бросая ампулу на подушку.

Лукин быстро накрыл ее дрожащей ладонью, затем смущенно усмехнулся.

— Когда я узнал про рак, начал пить, — сказал он. — В конце концов меня выперли. Лечение не помогало, и я бухал все больше. Теперь вот перешел на дурь.

Самсонову показалось, что Лукин его не слышит. Он вытащил из подмышки папку, которую прихватил с собой, и достал листок с изображением Кали — первый, найденный на месте убийства Марины:

— Знакомая картинка?

Лукин тупо уставился на бумажку, сжимая в кулаке ампулу. Другая его рука, словно большое насекомое, перебирала грязный пододеяльник.

— Что это? — проговорил он через полминуты.

— Кали. Индийская богиня.

— Ну и на кой ты мне ее показываешь?

— Этот рисунок убийца оставил рядом с утилизатором, — терпеливо сказал Самсонов. — Хотя бы перемолотую девочку ты помнишь?

— А-а. — Лукин слегка пошевелился, взял листок и поднес к глазам. — Да. Знаешь, из-за болезни с памятью у меня неважно.

— Эта девочка была моей сестрой, — сказал Самсонов. — Постарайся, ладно?

— Серьезно? Ну и ну! А из-за чего сыр-бор, я что-то не пойму. Того парня посадили, это я помню.

Следователь молча положил на одеяло второй рисунок:

— Это нашли сегодня. Рядом с утилизатором, которым кто-то превратил девушку в фарш.

Последовала продолжительная пауза. Лукину требовалось время, чтобы осознать услышанное.

— То есть, — проговорил он наконец, — он убил снова? Когда он вышел?

— Он не вышел.

— А, да. Верно, его же убили в тюряге. Тогда… получается, посадили не того?

— Похоже на то.

— Значит, это был не Хоботов? — Голос был абсолютно равнодушным.

— Возможно, это подражатель, — ответил Самсонов. — Но почти все сходится.

— Подражатель? — В голосе Лукина послышалось сомнение.

— Почему бы и нет?

— Ну да. Конечно. — Бывший полицейский слегка пожал тощими плечами.

— Я хотел спросить, у вас были сомнения по поводу виновности Хоботова? — проговорил Самсонов, снова переходя на «вы».

Лукин почти десять секунд молчал, прежде чем ответить:

— Ты поэтому приехал?

— Да.

— Думаешь, я фальсифицировал улики? — Лукин прищурился, глядя на Самсонова.

— Нет. Просто насколько весомы были…

— Доказательства? Это решал суд, верно?

— Конечно. А ваше личное впечатление? Хоботов был виновен?

— Ты читал дело?

— Да.

Пальцы Лукина продолжали комкать пододеяльник, он с тоской посмотрел на жгут. Ему явно хотелось, чтобы Самсонов ушел.

— Я вас не задержу надолго, — сказал следователь.

— Хоботов работал на стройке. Сварщиком. У него в квартире нашли прядь волос твоей сестры в конверте под матрасом и краски, которыми он рисовал Кали на этой бумажке. — Лукин приподнял первый листок. — Тогда я был уверен, что он виновен. Я ему ничего не подбрасывал. Да и что я мог ему подсунуть?

— А что говорило в пользу Хоботова? Я читал, что на баночках с краской не было его отпечатков.

— Зато они были на конверте с волосами. Кроме того, мы нашли у него дома перепачканные краской перчатки.

— И решили, что он рисовал в перчатках?

— Это казалось логичным: иначе на бумаге могли остаться отпечатки.

— А на внутренней стороне перчаток были отпечатки?

— Да. Как же иначе?

Самсонов немного помолчал, прежде чем задать следующий вопрос:

— Как вел себя Хоботов?

Лукин слабо усмехнулся:

— Все отрицал. Что ему оставалось делать?

— Объяснить, зачем он убил мою сестру.

— Знаешь, он был не из тех, кто мечтает о славе и спешит поделиться с миром своими мыслями.

— Он так и не признался, верно?

— Нет. Но это меня не удивило.

— Что он говорил по поводу найденных у него улик?

Лукин усмехнулся:

— То же, что и все. Подбросили.

— А отпечатки?

Лукин страдальчески прикрыл на мгновение глаза:

— Он считал, что у него украли перчатки и бутыль, чтобы подставить.

— Вы не проверяли эту версию? Не проверяли тех, кто мог это сделать?

— Нет. Его объяснения выглядели попросту нелепо. Я не воспринял их всерьез.

— Сейчас, глядя на второй рисунок, вы все еще считаете, что Хоботов был убийцей? — спросил Самсонов.

Лукин поднял на него мутные глаза:

— Сейчас, на что бы я ни смотрел, мне все до лампочки, — ответил он. — Может, уже свалишь и дашь мне ширнуться?

Самсонов собрал рисунки и положил в папку.

— Спасибо, — сказал он.

— Не за что. Подай резину и машинку. — Тощий палец наркомана нацелился на пол.

Полицейский подобрал шприц и жгут и положил их на одеяло. Он хотел что-то сказать, но передумал.