Незабываемые дни

Сказав это, генерал чихнул несколько раз, начал принюхиваться. Сильно запахло бензиновым перегаром. Генерал тревожно заглянул в кабину к летчикам. Ничего необычного он там не увидел. Только штурман озабоченно сверял карту, несколько раз брался за радиопередатчик, но там, видно, что-то не клеилось, так как штурман снова хватался за планшетку с картой. А перегаром пахло все сильнее и сильнее. Взглянув в окно уютной пассажирской кабины, генерал сразу понял причину появления этого неприятного запаха: самолет пересекал густую, черную, как копоть, тучу. Сквозь просветы этой тучи видно было, как стремительно лавировали два мессершмитта, конвоировавшие самолет.

«Видно, загорелся какой-то склад, — что же тут удивительного, на то и война», — подумал генерал и крепко схватился руками за поручни кресла, так как самолет пошел на снижение. Но через несколько секунд моторы заревели во всю мощь и самолет резко взвился ввысь. О чем-то переговаривались пилот и штурман. Стрелки-пулеметчики, которые до сих пор мирно дремали за своими турелями, вдруг оживились и начали проявлять необычайную подвижность, пристально следя за небом сквозь свои стеклянные колпаки. Генерал посмотрел вниз. Весь аэродром дымился: горели десятки самолетов, некоторые уже догорали. В двух местах поднимались столбы густого черного дыма. И ни людей, ни посадочных знаков, ничего… «Бомбежка! — вспыхнула тревожная мысль. — Но фронт далеко, какая тут бомбежка?»

А самолет, сделав крутой разворот, сворачивал куда-то вправо, пошел на круг. Хватаясь за спинки кресел, за дверцы кабинки, генерал кое-как добрался к летчику:

— Что тут происходит?

— На аэродроме какая-то катастрофа, господин генерал. Ищем место для посадки в поле, — кончается горючее. Привязывайтесь, господин генерал, к креслу.

Самолет с ревом пронесся под какими-то придорожными древесными насаждениями. Потом стал набирать высоту и неожиданно пошел в такой крутой вираж, что у генерала загудело в ушах и сердце гулко заколотилось, словно собираясь выскочить из груди, где ему вдруг стало очень тесно. Напротив сидел полковник. Он старался сохранить спокойный, даже равнодушный вид, но по тому, как вцепились его пальцы в кожаную обивку кресла, можно было догадаться, что на душе уважаемого самурая не так уж спокойно и тихо. Земля встала стеной с правой стороны кабины, видны были даже верхушки отдельных деревьев, с неимоверной быстротой проносившихся мимо. Генерал заметил кучки людей среди деревьев. И еще он заметил, как в целлулоидном оконце вдруг образовалось небольшое отверстие, а до слуха донесся сухой цокающий звук: сверху посыпались стеклянные осколки разбитого плафона.

С недоумением и ужасом смотрел на него полковник.

Сердце генерал-лейтенанта так похолодело, что он, зажмурив глаза, уже больше ничего не замечал. Если бы у него сохранилась способность наблюдать, он увидел бы, как правый мессершмитт вдруг начал превращаться в какое-то подобие кометы. Густой кудрявый хвост дыма потянулся за ним. Мессершмитт метнулся в одну сторону, в другую и, наконец, кувырком пошел вниз, срезав на лету несколько молоденьких сосен и, вспыхнув огненным облаком, уже недвижимый дымился на заснеженной земле. Этого не видел и не слышал эсэсовский генерал, не видел этого и полковник Хирошито. Оба они потеряли сознание.

20

Последняя группа бойцов Василия Ивановича, замыкавшая отход всей колонны, была километров за пять от аэродрома, когда услышала гул моторов. Со стороны аэродрома двигалось по небу три черных точки. Они росли, приближались. Самолеты шли прямо на дорогу, по которой отходили бойцы.

— Воздух! — скомандовал Василий Иванович.

Люди, сани укрылись под березовыми посадками. Самолеты с гулом пронеслись над верхушками деревьев. Но не такая уж надежная маскировка — оголенные зимние березы. Не прошло и минуты, как раздался чей-то тревожный крик:

— Разворачиваются холеры!

Василий Иванович приказал быстро рассредоточиться и взять ружья на изготовку.

Прямо над дорогой летел мессершмитт. Немного правее, над полем, тяжело гудел большой транспортный самолет.

— Огонь! — скомандовал Василий Иванович и первый вскинул карабин к плечу. Дружный залп на миг заглушил грозный рев самолетов. Люди вышли на дорогу, следя за воздухом.

— Не собираться группами! — предупреждал Василий Иванович. Он не спускал глаз с самолетов.

— Есть один! — хором крикнули все, заметив черный шлейф, который распустил один из мессершмиттов.

Кто-то поспешно карабкался на обледенелую березу, чтобы удобнее было следить за самолетами.

— Готов! — крикнул он так громко и с таким волнением, что чуть не сорвался с дерева.

Но и без этого все уже видели, что одному мессершмитту больше не подняться в небо: высокий столб дыма клубился в тихом морозном воздухе.

— По коням! — скомандовал Василий Иванович.

— А может, не мешало бы посмотреть, что там сталось с ним?

— Что смотреть? Там теперь куча паленого железа. И в плен некого брать, — на такой вышине парашют бесполезен.