Незабываемые дни

— Я думаю, понимаешь… Вот какие дела… А с завтрашнего дня приступай к работе… Теперь о наших планах на ближайшие месяцы. Мы за это время продумали все почти до последней мелочи. Оставаться на зимовку в лесах — до известной степени рискованно, это свяжет наши силы, обезоружит. Станут и гитлеровцы досаждать, если будем сидеть сложа руки, да и мороз не обойдет нас своей милостью, надо считаться с нехваткой теплой одежды. Нужно двигаться. И не как-нибудь, а всем соединением, всеми нашими силами. Двигаться на конях, на санях. И народ наш поднимем, и на гитлеровцев страх нагоним, и мороз над нами не будет потешаться. Мы за зиму умножим свои ряды. Где ступит наша нога, там увязнет фашист.

Свой поход мы начнем в ближайшее время. А предварительно проведем небольшую объединенную операцию. Я имею в виду некоторые ближайшие к Минску объекты. Надо отвлечь внимание гитлеровцев от самого Минска, где они теперь бесчинствуют, творят разные зверства. Да, в конце концов, надо нагнать на них такой панический страх, чтобы они вынуждены были отозвать крупные части с фронта. Мы здесь с товарищами продумали во всех деталях план этой операции. Александр Демьянович поможет довести ее до конца. Операция эта будет, если хотите, генеральной репетицией перед нашим большим рейдом. А теперь, уважаемые, спать, спать, официальная часть закончена!

Но долго еще не спали в землянке, вспоминая довоенные дни, былые встречи, общих знакомых.

12

Долго не ложились спать и в землянке Майки. Тетка Палашка все потчевала Надю отменными яствами, расспрашивала, что там теперь творится в городе и дают ли наши люди отпор фашистам. Слушала, ужасалась:

— Вот слушаю я тебя, Надечка, и дивлюсь, как это могут наши люди такую издевку переносить, такое глумление?

И сама себе отвечала:

— Конечно, не могут. А городскому человеку еще тяжелее, чем нашему брату колхознику. У нас еще и картошка своя, и хлеб, и наконец, в случае чего, мы и в лес можем податься, нас голыми руками не возьмешь. Да что я говорю, не очень мы испугались и его пулеметов… А куда же рабочему человеку деваться, в квартире не спрячешься от этих злыдней фашистов.

— А они и не прячутся, тетка. Тоже немца бьют, крепко бьют.

— Боже мой, какое страховище навалилось на нашу жизнь. Вот гляжу я на вас, девочки, и глазам своим не верю. В ваши ли годы такими делами заниматься, когда, можно сказать, в самый раз про житье думать. Да и житье какое было у вас! Только бы им любоваться и тешиться. А она вот, — тетка повела бровью в сторону Майки, — эта девченочка, еще подросток, только-только к жизни подбирается, так она двух фашистов со света сжила.

— Тетечка, кто вас спрашивает? — упрекнула ее Майка. Надя с любопытством посмотрела на худощавую фигуру Майки, на ее лицо, по которому промелькнула не то тень стыдливой улыбки, не то вспышка гневного укора, так что загорелись и поблескивали ее глаза.

— А чего ты возмущаешься? Вот и я говорю: кабы мне раньше приказали перебыть ночь под одной крышей с человеком, что погубил две души людские, так я бы за сто километров удрала от этого дома.

— Однако договорились вы, тетка Палашка, меня уж в душегубы зачислили.

— Так не об этом я речь веду. Я к тому говорю, что кабы ты еще десяток этих гадов убила, а хочешь и больше, так я бы только радовалась. Вот к чему я говорю. Да и сама, кажись, будь у меня силы, своими руками бы их задушила. Но лучше с ними не встречаться, пускай их лучше черти в сухой лес водят.

Надя усмехнулась:

— А встречаться все же приходится, тетка Палашка, никуда от них не спрячешься, — сказала она.

— Диво, что не спрячешься, коли их такая тьма-тьмущая. Налетели, как саранча, кабы смогли, все бы сожрали, все бы пожгли.

— А скажите, Надя, вам часто приходится встречаться с фашистами? — спросила Майка, чтобы прервать слишком уж словоохотливую тетку Палашку.

— Порой случалось. Вот пробираясь сюда, мы не могли же их миновать.

— И много вы фашистов убили?

— Ни одного, не довелось еще.

— Вы просто не хотите признаться. Я понимаю вас, вы не хотите хвастаться. Такая разведчица — и чтобы ни одного.

— А вот ни одного, Майка. Ничего не поделаешь, так уж получилось.

— Так я вам и поверила! Это, конечно, хорошо, когда человек не любит хвастаться. А у нас вот иной как начнет рассказывать, так только развесь уши: десятками, сотнями уничтожает.

— И неправду говоришь, Майка, никто у нас не хвастает, все люди как люди, всерьез воюют, — вмешалась тут тетка Палашка.

— А Комаров?

— А что тебе Комаров? Человек смелый, разумный. Человек что надо.

— Что надо… хвастунишка ваш Комаров.

— Ну, уж скорее он твой, чем мой, — отрезала тетка.

— И неправда, и неправда, — проговорила Майка в замешательстве и почему-то даже слегка покраснела. — Хвастунишка ваш Комаров, да и только. И не только хвастунишка, но и выдумщик.

— Где тут вас разберешь! Ты его то хвалишь, то с чего-то хулить начинаешь. Только вчера говорила, что было бы очень хорошо, если бы все на него похожие были. Взаправду, хлопец хоть куда, и уважительный, знает, как с человеком себя вести. Зачем тебе хаять его сегодня, когда вчера хвалила?