Незабываемое

Март 1987 г. Астрахань – Махачкала – Саратов.

Мельница души

Осень. То поплачет, то посуровеет, то улыбнется. И я – то загорюсь и работаю, «как в последний раз», то останавливаюсь, недоумевая, – зачем вся эта суета… Осень? Усталость? – Всего понемногу. Трудное время. Не кафедра, а громадная, полная сырого тяжелого зерна мельница, в которой вертишься до изнеможения и которой позарез нужны мельники…

Вспоминается 1943-й год. Учился я тогда в школе на шоссе Энтузиастов в Москве. Шла война, только-только прекратились бомбежки, а нам на переменке ежедневно приносили большой ящик с баранками. Этого момента ждали: баранки были румяные и вкусные, а есть нам всегда хотелось… И вот, по команде «На шарап!» все бросались на ящик. Клубок тел, вопли задавленных, счастливцы с баранками в зубах и – посредине класса – пустой, ободранный ящик…

Сейчас, иногда, я кажусь себе таким ящиком…

Еду в Куйбышев на конференцию врачей.

В обшарпанном купе – холодно и грязно. Сел у окна, не раздеваясь, деревянный, с тяжелым сердцем. Если бы сказали: «Не езжай!» – остался бы.

Поплыл перрон, растаяли Люсины тревожные – глаза за стеклом, потянулись провода, задевая за душу и не отпуская…

Долго стояли на Увеке, у моста через Волгу. Вылезли на песок. Небо высокое, Волга – до горизонта, насыпь да вагонный дух.

Не река, а Феодосийский залив! Бирюза, ширь и спокойствие. Где-то на середине медленно тащится буксир. Спокойно делает свое речное дело. Вот и мне бы так. За всех не наработаешься.

У берега – лодки на стеллажах. На воде от них рябят тени. С пристани по мосткам тянутся люди с дачной поклажей. Впереди бегут ребятишки. Говор, смех.

Вечерний неторопливый свет. Прямо из-под шпал растет бурьян. Такие обычные и такие забытые радости – без стратегических решений.

Тихо тронулся поезд. Еще долго стояли у открытой двери в тамбуре. Волга! Какое лекарство!

* * *

Поздний вечер. Колеса мерно стучат, текут негромкие разговоры. В вагоне полусвет. Заволжье. Стою в коридоре, уткнувшись лицом в стекло – весь в темной степи… Мысли далеко-далеко. Темнота вдруг раздвигается ярким светом – станция «Золотая степь»… И вновь ночная тьма… Усталость берет своё. Улегся. Соседка, молодая женщина, неожиданно наклонилась надо мной и поправила одеяло. Улыбнулась в темноте: «Замерзнете!» Дожил! Теперь уже, кажется, любая – только в дочки и годится…

Раннее утро. Дождь. Запотевшие трамвайные окна.

Добрался до Дома офицеров. В громадных холлах зябко. Полно людей, но общее оживление никак до меня не доходит.

Встретили как старого знакомого – я и прежде бывал здесь. Укоряли, что не дождался встречавшей машины. Не люблю, когда встречают по должности, вот и не стал дожидаться. И потом – для меня всегда важно самому почувствовать город, в который приехал, без этого нет правильной душевной позиции.

Чувствую себя неважно, кулуарные разговоры утомляют. Скорее бы начиналось заседание.

Пригласили в президиум. В зале – плотными рядами врачи из госпиталей. Молодежи мало, а из медпунктов – никого. Это плохо – дерево без листьев.

Солидное руководство, начальствующий контакт, жесткость указаний, ощущение дистанции, регламент… Все это раздражает. Все – правильно и неправильно. Слишком явно доминирует служебное – внешнее, а сущность – интеллектуальное напряжение, научные приоритеты – где-то на втором плане.

Выбор темы хорош – вопросы неотложной помощи в практике военного врача, но так как нет четкой панорамы задач – не ясно, почему сегодня важно именно это, а не другое. А каким видится завтра? И что было главным прежде? Помнят ли тех, кто был вчера? Дерево без корней?

Стараюсь не нервничать, внимательно слушаю. Среди докладчиков есть толковые люди. Приятно, что выделяются наши – саратовские. Особенно хороши те работы, которые рождают идеи. Нет, определенно неплохо. Корку официальности постепенно прорывает настоящая наука! Такому заделу по пульмонологии могут позавидовать и в академии…

Выступил и я – сначала по необходимости – с докладом, позже с охотой – в прениях… Поделился и своими мыслями о необходимости подготовки медпунктовской молодежи – естественной силы госпитального звена. Нет ничего страшнее отсутствия надежной смены…

В перерывах и по окончании конференции невозможно было вырваться из тесного круга наших выпускников разных лет. Все – терапевты – из госпиталей Пензы, Сызрани, Балашова, Вольска, Куйбышева, Оренбурга… Приятно. В Саратове, издалека, за нескончаемой работой этого не видишь, а они, оказывается, гнездо помнят и чтят. Вот тебе и мельница. Выходит, стоит работать и терпеть. А сердце-то, вроде, и болеть перестало?!

* * *

Тепло попрощавшись со всеми, пошел побродить по городу. Подумал, не сходить ли в театр? На афише: «Сегодня – «Зинуля», завтра – «Зинуля», послезавтра – «Дефицит»… И к тому же театр оказался выходным.

Вечер. Загораются звезды. По крутым ступенькам спустился к набережной. Пусто здесь. С деревьев сыплются листья. Свежо, ветер гонит одиноких прохожих. Вода темная, противоположный берег – чужой и одинокий.