Незабываемое

Заводской район Иркутска. Мемориал. Вечный огонь. Пионеры с автоматами в тулупчиках и ремнях. Кипит трудовая жизнь. ТЭЦ. Авиационный завод. Корабельные доки. У пристани дом с аляповатыми колоннами и корабельными балконами.

К колонне прислонился нищий: грязные кирзовые сапоги, ободранное пальто, мятая меховая шапка – по брови, лицо заросшее, коричневое от грязи, опитое. В руке сумка. Возраст неопределенный. Измождение, пьянство, жизнь на холоде. Смотрит вызывающе. Бродяга. Байкал переехал, навстречу… никто не пришел.

А внизу, на подмостках, еще три мужика и две женщины. Алкаши. Деловито обставляются бутылками, хлебом, открывают консервы. Особенная жизнь.

* * *

У шофера – моего давнего знакомого – жена родом из Урика. Едем в Урик – деревню севернее Иркутска по Александровскому тракту. Чуть дальше знаменитый Александровский централ, куда были заключены в свое время декабристы и Дзержинский.

Дорога идет через замерзшие болота. Рядом петляет река, которая так и называется – Куда. Чуть в сторону от Иркутска, а такое безлюдье.

Деревня грязная, дома покосившиеся, бедные. Кое-где жует солому коровенка. Потемневшие поленницы дров. Высокая церковь, видная чуть ли не за 10 км, оказывается обшарпанной, обгоревшей и загаженной. Почерневшая надпись гласит – построена в 1774 г. Через ржавые решетки верхних окон видна роспись на куполе. Рядом с церковью – могила декабриста Никиты Муравьева (1797–1843 гг.). Грустные места.

Телевизионные антенны и современное здание клуба среди развалюх лишь подчеркивают впечатление запущенности и бескультурья. Сколько еще лет нужно, чтобы деревня, где умер декабрист, утратила обличье середины 19-го века! Рядом Иркутск, мощные заводы, театры и… прошлый век. Каков социальный диапазон!

* * *

«Фиалка Монмартра»! Премьера музыкального театра. Всего второй или третий спектакль. Иду. Это так редко удается дома. Голоса и балет превосходные. Хорошее сочетание строгой школы и молодости. Театр мал для этой известной в Союзе труппы. Вслушиваюсь в реакцию зрителей, вглядываюсь в их лица и вижу – Кальману тепло в сибирских снегах.

Из театра возвращаюсь по гулким пустынным улицам. Морозец, яркие звезды, на душе тепло и озорно, словно идешь в компании захмелевших друзей.

В холле гостиницы на столе в русалочьей позе сидит консъержка. Легкие светлые волосы рассыпались по плечам. Медленно беру ключи. Поза не меняется. Ах, если бы когда-то давно я уже не был околдован…

Завтра – домой. Из окон моего номера распахнулась панорама города. Море огней, разноцветные столбы которых, дрожа, пересекают черные косы Ангары, такой далекой и такой близкой.

* * *

Утром вышел с вещами на набережную. Какое щедрое счастливое солнце! Школьники на старте с номерами на груди, «Приготовиться к забегу!» – «Михаил Дмитриевич! Как же я в одной майке побегу?» – «Ничего! Ноль градусов. От стометровки еще никто не заболел. Девочки, быстро!»

Малыш сидит на корточках, сгребает ладошкой льдинки и протягивает их маме. Мама нагибается к нему – сама-то еще девочка – румянец во всю щеку. Обоим интересно!

Сажусь в такси – и на аэродром. Кому командировка, а кому счастье…

А ведь мы повидались, Аэлита!

Март – апрель 1988 г.

Отставные королевы

Ростов-на-Дону. Научный симпозиум. В перерывах между заседаниями удается увидеть незнакомый город. Центр его красив и богат. Площади нарядны. Уличные переходы украшены мозаикой. Вечером особенно хорошо на Пушкинской. Звезды, тепло, тихо. На скамьях люди. Вдоль по бульвару подсвеченные чугунные композиции из «Евгения Онегина» и жизни поэта. Резные профили Поэта и героев его – изящны и выразительны.

У города отчетливо южный облик: теплынь, акации, виноград. В парках старые деревья, просторные аллеи. Множество маленьких открытых кафе. Людей мало. Спокойная размеренная жизнь. На одной из скамей парка – старик, седой и худой. Скромный пиджак – в орденах. Руки оперлись о палку, дрожат. С горечью думаю: «До Берлина дошел, а теперь…»

На одной из площадей – величественный памятник Победы. Высокая стела с золотой фигурой девушки наверху. В основании стелы – черные колокола. Вокруг – амфитеатром – многоярусные бетонные скамьи…. Нечто циклопическое. Место для вече, где один человек – ничто, муравей…

В двух шагах отсюда, на откосе к Дону – район трущоб. Рушащиеся, покосившиеся здания. Ржавые трубы коммуникаций, заросшие бурьяном железнодорожные пути, прогнившие доски пристани… Мусор лезет из проломившихся заборов. Развороченный асфальт. Бульдозером бы все это!