NEXT-3: Дюбин снимает маску

— Сами сказали: курей нет, — невесть чему засмеялась тощая телка. Скорей всего, своей молодости и изяществу.

— Поищите — найдете! — парировал помощник депутата. — Вы ищете, я плачу. Товар на товар. Сейчас в стране — изобилие.

— Ладно, найдем, — уверенно пообещала толстуха. — С чем бутерброды?

Санчо плотоядно оглядел витрину.

— Два с бужениной, два с беконом. Потом добавите.

— Вы ведь сказали: три бутерброда, — снова рассмеялась жизнерадостная молодка.

— Ну, и что?

— Получается четыре...

— Молоток, отличница, хорошо считаешь! Пусть будет по твоему — четыре. После подумаю над пятым и шестым. Понравится — переключусь на дюжину.

Толстуха положила на тарелку четыре бутерброда, оглядела пузатого клиента и добавила еще один. Санчо не стал возражать, проглотил слюну.

— А попить? — напомнила главная буфетчица. — Колу или родимый лимонад? Может быть... — традиционным жестом алкашей она щелкнула себя по жировой складке на шее.

— Ни того и ни другого. Врачи не рекомендуют употреблять лишнюю жидкость. Говорят, что переполняются клетки и разбухают. Поэтому я такой... плотный. Как и вы.

— Пива тоже нельзя? — поскучнела дама. — Жаль...

— Мне тоже, — признался Санчо. На самом деле ему страшно хотелось холодного пивка, качество которого гарантировано всезнающей, но ни за что не отвечающей, рекламой. — Да, чуть не забыл самое главное! — ожившая буфетчица поставила на прилавок бутылку коньяка. — Сказал же: противопоказано! — бутылка исчезла, будто ее сдул порыв ветра. Но не под прилавок и не на витрину — в карман Санчо. — Нужны пустые коробки. Только без жира — стерильнодиетические. Для эвакуации из Думы бумажного архива. Мы сваливаем, то-есть, линяем, еще точней — перебираемся на другое местожительство.

— Из-под коньяка устроит?

Санчо задумчиво постучал по прилавку толстыми пальцами. Будто сообщал по азбуке Морзе свое согласие.

— Из-под какого коньяка? Армянского или азербайджанского?

— Из-под молдавского. Коньяк настоящий, доброкачественный, сама дегустировала.

— Ну, если настоящий — беру.

Санчо придирчиво обследовал принесенную тару, даже понюхал.

— Годится!

— Переезжаете, что ли? — осторожно поинтересовалась буфетчица. Наверняка, про себя уже монтировала очередную сплетню, которую запустит в коридоры и кабинеты здания. Лаврикова и его помощника она отлично знала. — В другое помещение?

— Не угадали, Зиночка, совсем с"езжаем. Малость подепутатствовали, нажили мозоли на задницах и сухоту в башке — пора и честь знать.

— Странно, — изобразила девичье смущение толстуха. — Слышала: депутатство затягивает. Как наркотики.

— Как вы правы, уважаемая! — восхитился Санчо. — Именно, затягивает! Поэтому так важно во время свалить... То-есть, уйти. Чтобы не прикипеть к креслу. Да и сколько можно решать — употреблять ли в кириллице букву "е" или сколько чертей можно насадить на иглу... Пусть решают без нас.

Санчо перенес тарелку с бутербродами и салат с курятиной на столик. Рядом поставил две даренных коробки. Прицелился вилкой, подцепил салатик, но донести до рта не успел. К столику присел невзрачный мужичок с прической под ирокеза и с"ехавшим на сторону галстуком.

Мужика Санчо знал. Не то парламентский обозреватель, не то рядовой журналист. Из тех, которые охотятся в Думе за «утками», жарят их и выставляют на газетную страницу. С месяц тому назад, он выпросил у доверчивого помощника депутата три стольника. Столько же проиграл в билльярд. Естественно, до получки. Не уточняя, какой именно.

Санчо возврата долга не требовал, скачивал с замусоренных алкоголем мозговых извилин журналиста ценную информацию. Слишком много тот знал.

— Это я, Санчо. Приветик!

Не оборачиваясь, журналист щелкнул двумя пальцами. Наверно, буфетчица отлично изучила его привычки — на столике появилась бытылка водки и две рюмки. Пришлось внести свою лепту — коньячишко, взятое с прилавка.

— Спасибо, что представился. Так бы ни за что не узнал. Лечишься, что ли?

Санчо брезгливо кивнул на бутылку водки.

— Приходится, — горестно вздохнул алкаш. — Работа у нас слишком спивальная, недолго окачуриться.

— У вас «спивальная», не у нас, — жестко поправил Санчо, не терпящий возлияний. — Выкладывай: какие проблемы?

— Имеются, как без них... Но прежде хочу попросить хотя бы стольник. Поистратился, а семью нужно кормить-поить, любовью сыт не будешь. Понимаешь?

Журналист, конечно, страдает не по поводу оголодавшей семьи, его беспокоит собственная жажда, которую он ежечасно утоляет. Даже во время пресс-конференций закладывает за воротник, даже общаясь с видными политиками не гнушается предложениями выпить.

— Понимаю, — выкладывая сто рублей, согласился Санчо. — Ништяк, не бери в голову — выручу... И как с проблемами?

Аккуратно упаковав купюру в потертый бумажник, журналист выглотнул стакашек пойла и дыхнул на непьющего собеседника запахом перегара. Санчо поморщился, но не отстранился. Постарался не упустить ни одного слова.