Кирилл привязывает катер и выкидывает вещи на небольшую поляну. Снимает мои путы, и я сама сдёргиваю скотч с губ. Трогаю кожу, к ней теперь от скотча будет всё прилипать.
Плачу, но больше не бушую. Либо это истерика, либо мне действительно смешно, что попала в такую ситуацию.
— Ты ненормальный, — говорю похитителю.
— Нормальный, — заявляет Кирилл и подаёт мне руку, чтобы я могла из катера на берег спрыгнуть. И я соглашаюсь на его помощь. Оглядываюсь с опаской по сторонам. — Бежать некуда. Люди сюда вряд ли приплывут, потому что будет скоро гроза. Диких животных нет, потому что это остров.
— Как мне теперь лицо оттереть от этого скотча? — злюсь я, пытаясь наощупь отодрать остатки клея.
— Водкой протру, — обещает Кирилл, достаёт бутылку воды и мои таблетки. — Выпей, нельзя болеть.
Я смотрю на него, как на умалишённого. И решаю для себя, как относится к тому, что он сотворил. Можно воспринять все происходящее, как поход со сводным братом, в который я не хотела идти. Извести его придирками, ведь он так мил со мной.
— Мы ночевать будем? — беру я свои таблетки и бутылку воды.
— Да, сколько потребуется, — он торопливо открывает бутылку водки и носовым платком из кармана начинает мне вытирать лицо. Я морщусь, но терплю. — Я же сказал, до тех пор, пока не согласишься выйти замуж.
На самом деле ему нужно меня трахнуть. Просто переспать со мной. И так, как я очень хочу домой, и ночевать в палатке осенью под дождём не хочется, то я отдамся ему, и Кирилл успокоится.
— Любишь, говоришь? — усмехаюсь я.
— А ты нет? — склоняется к моему лицу.
— Нет, — дерзко отвечаю я.
Он разочарован, это совсем мгновение мелькает на его лице. Но Кирилл личность очень стойкая и внешне мало что показывает. Жду от него ехидной улыбки, но её нет. Заместо этого он выпрямляется и тяжело вздыхает.
— Могу вернуть тебя Данилу или к любому из пятнадцати игроков, — предлагает он, испытывает меня. — Только тебе не стоит ничего пить и есть вне дома, потому что усыпят. И в таком состоянии ты будешь бегать, пока не переспишь с кем-нибудь из них. Есть ещё вариант, могу вернуть тебя мамочке, она тебя Муде продаст, он как раз тебе подходит по благосостоянию. Ничего, что подонок и человека десять лет назад на смерть сбил, тебе же всё равно.
Он нахлобучивает мне на голову свою тёплую шапку, отворачивается и собирается разложить палатку.
— Кирилл, это не по-человечески, — вздыхаю я, теряясь окончательно.
— Это по-драконьи. Невесту воруют, прячут и показывают миру когда она уже жена. Что тебе не нравится? Сама же мечтала.
— Откуда ты знаешь, о чём я мечтала? — злюсь я, глядя, как он профессионально организовывает лагерь, и борюсь с желанием броситься помогать ему.
— Я читал твою любимую книгу. Рыдал, орал, блевал, но до конца прочитал. Хочешь, как в любимой книге? Получай! Не выйдешь с острова, пока не согласишься быть моей женой. Я заебался страдать по тебе. Полгода назад зажал на стадионе, до сих пор ни с одной девчонкой не смог замутить. Всё, Гелька, можешь орать, моя до конца дней.
Он сосредоточенно вбивает колышки в землю. Хорошо, что не смотрит на меня, потому что я не могу скрыть улыбки.
— Кирилл, а сразу это сказать было нельзя?
— Я не знал, что ты такая…
— Какая?
— Чистая. Я думал ты очередная сучёнка из крутой тусовки, которой издеваться над парнями нравится.
— Да?! А представь какое ты впечатление производил? И «навсегда», ты рано говоришь. Хочешь секса, я готова. Возьми меня. И верни домой.
Я вдруг испугалась того, что сказала. А если он так и поступит? Что если ему это нужно, чтобы вытравить меня из головы. Полгода он страдал, сейчас будет моим первым, а потом пустота.
Он снимает куртку и не отвечая, продолжает делать своё дело. А я смотрю на него и мысленно восхищаюсь его силе. Такой деловой, взрослый, словно здесь его место на лоне природы, всё знает, всё умеет.
И пропадает мой страх. Тревоги оставляют.
Мне он кажется самым надёжным мужчиной на свете, даже надёжней Ивана Савельевича, потому что тот всего на всего отчим, а этот…
— Кирилл, — зову слабым голосом. — А может быть так, что первый мужчина останется единственным навсегда?
— Если ты поверишь в это. А если тебя после первого раза понесёт налево, то я наверно умру.
— Неужели, любишь? — горько усмехаюсь я.
Не об этом ли я мечтала всё лето? Чтобы он это сказал.
— Сильно, — спокойно признается он с очень серьёзным лицом. — А теперь ты скажи.
— Ты мне нравишься. Но когда вот такой, спокойный. Но в городе ты другой.
— Ни каждый знает, какой я есть на самом деле, только ты и Мирон, — отзывался он. — Собери веток, только сухие постарайся.
— Здесь нет сухих, — теряюсь я.
— Ничего, я угли прихватил и жидкость для розжига. Нужно суп сварить до грозы.
Воспринимаю всё происходящее, как приключение. Вживаюсь в роль туристки и иду собирать ветки.
— А как ты с Мироном помирился? — кричу ему, обрывая с ближайшей ёлки сухие лапы.
— На коленях прощения просил. Потом набухались, накуролесили и помирились, — отвечает Кирилл.