Невыносимый брат

— Бля! Я тебя не дотащу, — орёт мне в ухо Мирон и ржёт, как конь. — Сучка крашена!

— Это мой натуральный цвет, — я пытаюсь устоять на ногах и взмахом руки откидываю с головы капюшон. Не хрена не эротично.

Мирон в покат. Мне тоже становится смешно, а потом резко грустно.

— Я так тебя люблю, — начинаю рыдать. — Ты самый лучший друг…

Я падаю на него и целую в губы. Мирон падает на Костяна, тот нас ловит.

— Смотри, смотри сюда, сука, — угрожающе, с хищной улыбкой говорит Мирон, берёт моё лицо в свои руки и подтягивает меня к себе. — Один удар головой и твой нос в хламиду. Я же тебя, сучка, щадил в парке.

— Один раз не пидарас, — улыбаюсь ему, потом откидываю его руки и делаю гордый вид. Рукой развожу в сторону и рассказываю, — это традиция! Это по-мужски. У нас в семье принято в писюн целовать младенцев мальчиков.

— Что, реально? — офигевает Костя.

— Да, — я хватаю пьяного Мирона за шею и тяну к себе, целую его в лоб и получаю кулаком в живот. Толстовка не дают всеобъемлить щадящую силу дружеского удара под дых, но загибаюсь. — Я серьёзно, — ною я. — Меня в два месяца дядька в хуёк целовал. Ритуал такой. К тому же ты мою малышку целовал, тварь… Как ты мог? Как мог моего Гелика?

— Сладкая девчонка, — смеётся надо мной Рон. — Я даже за неё переживаю.

— Ну, вы, бля, в жопень ужрались, — хохочет Костя и шарит в карманах своей нереальной куртки, явно на вырост. Но до неё Костику ещё лет тридцать расти придётся. Он достаёт на свет фонаря кастет.

— Сам отлил, — кровожадно улыбается он, показывая холодное оружие.

Я быстро отбираю у него тяжёлый кастет и напяливаю на свою руку. Костя меня в два раза меньше, и руки у него тоже мелкие, как у девчонки. Но я умудряюсь впихнуть пару пальцев в кольца…

Снимаем кастет пока идём до клуба.

Пиво на текилу имеет поражающий эффект, вертолётики раскидываю рукой.

Потом зал, мелькание огней. Туалет, знакомый запах. Меня целует Мария. Я ей подарил духи с оттенком малины, как у Гелика. У моего Ангела такие.

Ангел…

Мужской туалет, жадные поцелуи на шее, она засасывает кожу, оставляет следы, метит меня.

Я хочу секса, я дико хочу Машке вставить. Но нельзя.

Машка спускается ниже, садится на унитаз. Облизывается, готовая отсосать.

Я почти ничего не вижу, хватаюсь рукой за перегородку кабинки, достаю член… Меня бьют сумочкой. У Машки подделка, но бляшка Дольчи Кабана, как кастет у Костяна, тяжёлая и оставляет на моём лице вмятину.

Куда-то иду, гремит кастет на моём пальце об стену.

Холодно жесть! Члену холодно.

— Спрячь, мудило! — орёт откуда-то Мирон.

Это я со спущенными штанами на улицу вышел. Он кулаком запихивает мой несчастный член в штаны и закрывает ширинку вместе с лобковыми волосами. Я ору во всю пасть, умоляю пощадить, ссылаюсь, что Гелику ещё пригодится.

Меня пытается успокоить чей-то ботинок. Воинственно сжимаю кастет и бью ближайшую морду.

— Это носороги!

— Я тебе сейчас глаза местами поменяю! — Кричу зверем и кидаюсь в драку….

Где все?

Иду, пошатываясь, по парку в сторону дома. Мирон твёрже стоит на ногах, глотает пиво. Ржут наши пацаны, и я тоже ржу, не понимаю что смешного, так, за компанию.

Всё вокруг вертится. Аптека. Улица. Фонарь. Знакомая дверь. Унитаз. Холодный душ.

Полотенце на бёдра… Лоб — стиральная машина.

Выхожу в коридор. Мирон падает перед моей матерью на колени. Я подхожу к родной матушке на четвереньках, теряя полотенце по дороги. Она бьёт нас мокрой тряпкой, но мы с Мироном ухватив её лодыжки целуем её тапки.

— Родная, — перекрикиваю я её ругань, — Мамочка, прости!

— Простите нас! — вторит Мирон.

Постель… Ноги Мирона у моей щеки.

Палец распух в кастете, боль невыносимая.

***

— Вот, что значит, ноги женщине ночью поцеловать, — работает напильником Мирон, освобождая мой багрово-синий палец.

За окном раннее утро. Солнечно. Лучи скользят по подоконнику и освещают стол. На нём три закуски, пирожки и чай крепкий, две маленькие стопки любимой маминой настойки из брусники. Это нам, чтобы опохмелиться.

— Реально. Буду Гелику по ночам ножки целовать, — болезненно усмехаюсь, прикладывая влажное полотенце к голове. — Я вчера с Машкой в туалете…

Мирон перестаёт пилить и начинает ржать, закидывая голову назад.

— Что? Она мне засосов наставляла.

Не дождавшись ответа, выхватываю у Мирона напильник и продолжаю спиливать проклятый кастет.

— Ты в общем с ней в кабинку ушёл. Я решил тебя спасти. В общем она уселась на унитаз, чтобы у тебя отсосать, а ты ссать хотел.

— Что?!!! — я в ужасе смотрю на него.

Он не может успокоиться, стягивает со стола пирожок.

— Кирюха, ты, пиздец, подонок!!! Она этого никогда не забудет.

— Надо извиниться, — на полном серьёзе решаю я и наконец-то освобождаю свой палец.

— Нашёл перед кем извиняться. Нормальная девка никогда так бы не стала делать.

— Если только она тебя своим пацаном не считает.

Похмеляться даже не думаю, смотреть не могу на спиртное. Чай себе наливаю.

— Машка с парнем пришла в клуб, тебя увидела и решила вспомнить былые успехи.

— Как ты думаешь, Геля в своём лагере трахается с пацанами?

— Не знаю, напиши ей, — жуёт Мирон.

— Она меня заблокировала. Напиши ты.