Он красивый. Просто нереально как-то. Вот в детстве я всегда думала, что парни должны быть вот такой прекрасной внешности, иначе зачем быть? Ну, да мы странные в свои пятнадцать, всё пытаемся идеализировать и исправить мир под себя. Его зовут Мирон Корсаров. Это дружок Кирилла со школы. Один из Носорогов. Он сильный, часто дерётся. И он красив. Черные волосы лохматые, очень эстетично раскиданы в разные стороны и ещё вверх торчат. Широкие брови, почти как у Кирилла, нависают над бровями. В них вообще есть что-то общее, только губы и нос у Мирона не такие.
Он ошарашенно смотрит на своего друга.
— А вот и чернь подоспела! — орёт пьяный Кирилл, и я физически ощущаю, как Мирону больно от таких слов.
Богатые детки богатых родителей начинают смеяться над ним. Он действительно очень плохо одет. У него на джинсах колени вытянулись, рубаха рваная и грязная.
— Заходи! — продолжает Кирилл. — Смотри, как жить надо!
— Это твой друг? — смеётся толпа. — На какой помойке ты его нашёл?
— Он тебе жопу лижет, чтобы к нам попасть?
— Будешь меня мажором называть! Я такой, знай! Господа! Позвольте представить вам, девственник из трущоб! Геля, иди ко мне!
Мирон сжимая кулаки смотрит на меня.
— Ну и дура! У неё Данил, которому я полгода назад нос расквасил. Наша Геля любит убогих, чтобы было что жалеть.
— Корона не давит? — орёт Мирон.
— А почему я должен не гулять, когда есть возможность и барышни не против?
От слово «барышни» у толпы истерика.
Кирилл спускается с кухонной стойки и выхватывает пьяную Риту, которая опять прорвалась к нему. — Геля! Я с сейчас с Ритой уйду, — орёт “король” сквозь музыку. — Пойдем, малышка, со мной.
Я отвешиваю Мошникову по локоть неприличный знак. И Кирилл демонстративно уходит с Риткой, поглядывает на меня. Идёт наверх по широкой лестнице под одобрительный шум толпы.
Я ухожу следом за Мироном.
Вижу его, уходящего к дороге. Я думаю, он приехал на общественном транспорте каком-то.
— Мирон, — окликаю его.
Мне так горько, что всё так произошло. Я никогда не была сторонницей буллинга и таких вот унижений. Мне хотелось оправдать ублюдка, но по большей части желала успокоить парня, который к другу приехал по приглашению…
— Прости, — выдыхаю я, встаю напротив Мирона. — Вряд ли кто-то извинится в этой клоаке, кроме меня.
У него слёзы в карих глазах, играют под скулами желваки. У него какое-то отчаяние на лице и горе. Полное страшное горе.
Я поднимаю глаза на дом. На втором этаже в окне стоит Кирилл и смотрит на нас. Если бы ему было наплевать, он бы занимался Ритой. Но она ползает по нем, он её толкает в сторону и смотрит, смотрит…
— Гад, — выдыхаю я, — он смотрит.
— Хочешь отомстим ему? — горько усмехается красивый парень.
Я смотрю ему в глаза, напрягаюсь.
— Давай, — дерзко решаюсь я. — только правдоподобно, чтобы запомнил и во сне всю жизнь видел.
— Смотрит?
— Да.
Тогда Мирон берёт моё лицо в ладони и припадает к моим губам.
Мы целуемся, от этого почти мгновенно становится жарко и тяжело между ног. Влажный, сочный поцелуй чужого рта. Он пахнет бензином, соляркой и каким-то дешёвым бытом. А ещё по́том, неприятным для меня, даже отвратительным.
— Страсти больше, — шипит мне в губы Мирон и начинает меня обнимать. Мы продолжаем целоваться. Губы в губы, без языков. Я чувствую его эрекцию. От этого вдруг возбуждаюсь и закидываю на него ногу. Он гладит меня по резинке чулок. Я в порыве поглаживаю его спину.
— Гель, зачем, Геля? — ноет откуда-то сбоку Ромка.
Поцелуй неожиданно становится откровенным, языки переплетаются. И я, вдруг опомнившись, распахиваю глаза. В окне уже нет Кирилла. Ритка выглядывает.
— Бежим, — смеюсь я, хватаю Мирона за руку и тащу в сторону своей машины.
Он тоже смеётся, мы вытираем губы.
— Как вообще с таким дружить можно?
Я смотрю в зеркало заднего вида. Мошников выбегает с двумя парнями, на ходу натягивает свою толстовку. Бежит пьяный, шатается. До машины своей. Идиот! Нетрезвый сядет за руль.
— Он не был таким, — Мирон осматривает салон, потом нагибается, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида. Я выдавливаю из своей машинки скорость и уезжаю из коттеджного посёлка.
— Да, конечно, верю. Ты не представляешь, какой он чмо!
— Вижу. Скурвился, мразь. Не выгодно со мной общаться, шкура, — он смотрит на меня и хитро щурится. — А ты в курсе, что он в тебя без памяти влюблён?
— Нет. Он — подонок, — нехотя отвечаю я.
— В общем помнишь мы с вашей гимназией дрались.
— Забудешь это, Мошников меня в углу зажал и мял, скотина,
— Да, да, — усмехается Мирон. — А после этого ни до одной девчонки дотронутся не смог. И на свой день рождения напился и торт жрал и плакался, как тебя любит. Шарился по твоим страницам, дрочил на твоё фото и не знал, что делать.
— Мирон, блин, — смеюсь я. — прекрати. Я не хочу такого счастья. Он мне всю жизнь отравил. Типичный абьюзер. Ему видите ли надо, а что я — человек со своим внутренним миром, он видеть не хочет. Нужно принимать моё мнение во внимание. Но этот лёгкий путь, взять нахрапом! Я по началу подумала, что это игра такая, а теперь понимаю, что твой Кирилл дебил и насильник. Я не подпущу к себе.