Невыносимый брат

— Конечно, случилось! — злится мама. Она выходит из столовой. В красивом стильном платье строгого стиля, но в тапочках. Потому что она старуха и алкоголичка, и хотя она занимается танцами, на каблуках постоянно бегать не может. — Я запретила тебе с этим Данилом связываться!

Иван становится рядом с ней. Не знаю, за что этот прекрасный мужчина полюбил мою мать-стерву. Вот, что он в ней нашёл?

— М-м-м, судя по всему Василиса Петровна в гостях. Музицирует. Аннушка, будете любезны, девочкам выпечку и горячие бутерброды.

— Конечно, — улыбается наша горничная, она же кухарка, спешит угодить.

Иван смотрит на меня, и улыбка сползает с лица.

— Ангел наш, что случилось у тебя?

Я не выдерживаю и начинаю реветь. Отчим подходит ближе и обнимает меня. Мать родная и не думает, а он переживает. Вот такая у меня домашняя обстановка!

— Ну-ну, — Иван целует меня в макушку. — Скажи, что случилось?

— Я не поступлю на бюджет! — реву в голос. — Точно ошибок наделала! Я готовилась.

— Ангелина! — он не дёргает моё лицо за подбородок, как любил делать мой отец. Он приседает, чтобы посмотреть мне в лицо снизу вверх. Улыбается. — Если ты хорошо будешь учиться, с нового года тебя возьмут на бюджетное место. Это политика факультета. Они предпочитают отсеивать безголовых. Я уверен, что места к новому году освободятся. Поэтому все твои страдания, надуманы. Не надо из-за пустяков так расстраиваться.

— Я хотела, чтобы вы гордились мной…

— Мы гордимся, ты отлично закончила школу.

И смотрит. Так обеспокоенно с такой любовью. Вот как не крути, а он родным стал.

— Папа, пожалуйста, можно я в лагерь поеду после экзаменов, — голос мой срывается.

Я знаю, что многие девушки в восемнадцать лет самостоятельные. Моя Рина вообще опытная женщина. А я очень завишу от родителей. То, что в свои восемнадцать я чужого мужчину назвала папой, производит несгладимое впечатление на него, и мама прикрывает рот ладонью, пускает слёзы.

— Конечно, доченька, — он встаёт ровно и обнимает меня за плечо, ведёт в гостиную к моим девчонкам.

— Василиса Петровна! — торжественно обращается Иван Савельевич к моей бывшей однокласснице. — Будьте любезны, голубушка. Моцарта «Песня Ангелов».

— С удовольствием, Иван Савельевич, — смеётся Василиса, когда мы выходим в зал.

Она играет без партитуры по памяти. Три девчонки стоят возле пианино и между ними Кирилл. Уже подрался и явился.

Он кидает на меня подлый, жёсткий взгляд и наклоняется к Василисе, смотрит на её бегающие по клавишам изящные длинные пальцы. И девушка это видит, выпячивает грудь вперёд, чтобы парень увидел, что таится в вырезе полная грудь.

— Девчонки! Пошли ко мне! — наигранно радостно предлагаю я.

Девочки рады, идут за мной к лестнице. А музыка играет…

Я тоже умею играть. Плохо, не так как Василиса. И у меня нет третьего размера груди. И я не могу отдаться парню просто так, потому что он мне понравился. Мне нужно что-то большее. Мне любовь нужна… Будущее совместное.

Музыка стихает, когда девочки забегают в мою комнату.

Закрываю дверь, пытаясь справиться с едкой, ядовитой ревностью, с негодованием и беспощадной обидой.

— Сейчас Анна Васильевна приготовит вкусненькое.

— Ой, а у меня фигура, — выпячивает губы инфантильная Кристина.

— Ничего, наша хозяйка что-нибудь придумает, — натягиваю улыбку, она не натягивается.

Я жду, когда вернётся Василиса. А она не идёт. И не придёт!

— Хорошо, а то у нас кухарка не понимает, сколько калорий нужно для меня.

Девчонки рассматривают дракона, шутят, что-то говорят, а я не слышу. Только бешеный стук своего сердца.

Мёртвая, погибающая я вываливаюсь из комнаты и иду к нему….

Секунду смотрю на дверь в его комнату. Мне нужно это. Я хочу это видеть, чтобы вылечиться, чтобы понять, кто он такой. Он не любит меня, мы никогда не будем вместе. Прошлая ночь… Надо было ему отдаться! Чтобы он знал, что я не такая, как он себе надумал!

Боже, я никогда в жизни не встречу такого парня, который так классно сливался с драконом на стене. Такого сильного, такого красивого… Наглого такого!

Тихо открываю незакрытую дверь и смотрю…

Василиса привстаёт на носочки, кладёт руки на его широкие плечи. Кирилл улыбается, руки в карманах, не трогает её. Мстительный, жестокий взгляд в мою сторону.

— Ну, не знаю, если ты хорошо сосёшь, то я в принципе не против, — усмехается он.

Василиса видит меня, и резко отстраняется от моего сводного брата.

— Геля, — кашляет Василиса.

— Вот такая у тебя подруга шлюха, — усмехается Кирилл. — Блядями ты себя, Ангелина, обставила.

— Шлюха, — шипят девчонки за моей спиной, которые в принципе к Кириллу приехали, и Василиса умудрилась их обидеть своей прыткостью.

— Что? — выдыхает ошарашенная Василиса и смотрит на Кирилла. — Ты что, специально это?

— Да, — невозмутимо отвечает ей гад. — Не люблю жирных истеричек…

Она в ужасе смотрит на меня.

Я ухожу. Это слишком для моей психики. Убегаю, расталкивая девчонок, к себе в комнату и запираюсь там.

— Геля! — стучит в дверь Василиса. — Я не такая! Геля, он сам меня пригласил! Да, что я оправдываюсь!