Аномальная жара закончилась в ту ночь, но отступила она не без боя. Холодный фронт из Канады, спустившийся по реке Гудзон, столкнулся с горячим неподвижным воздухом, окутывавшим Нью-Йорк, и началось воздушное шоу с молниями, ветром и косым дождем.
Метеорологи в телепередачах хлопали друг друга по спине и указывали на красные и оранжевые области на картах; небеса разверзлись, и раскаты грома разносились подобно грохоту канонады, среди стеклянных и каменных каньонов Манхэттена.
Добравшись до Трайбека, Никки Хит слегка притормозила, чтобы не обрызгать людей, жавшихся под зонтиками ресторана «Нобу» в напрасной надежде на свободное такси, которое могло бы отвезти их в центр в такой ливень. Никки свернула на улицу, где жил Рук, и остановила полицейскую машину на свободном пространстве в квартале от его дома.
— Ты еще злишься на меня? — спросил он.
— Не больше обычного. — Она переключила передачу на «парковку». — Просто после окончания дела я не люблю много разговаривать. Чувствую себя так, как будто меня вывернули наизнанку.
Рук помолчал — у него явно было что-то на уме.
— Ну все равно спасибо, что подбросила меня; такая гроза…
— Не за что.
Ослепительная молния сверкнула так близко, что сразу же после вспышки последовал удар грома. Крошечные градины забарабанили по крыше.
— Если увидишь четырех всадников Апокалипсиса, — сказал Рук, — пригнись.
Она слабо рассмеялась; смех перешел в зевок.
— Извини.
— Спать хочешь?
— Нет, устала. Сейчас я вряд ли засну.
Они сидели так какое-то время, слушая, как неистовствует буря. Мимо проползла машина — колпаки были в воде.
Наконец Рук нарушил молчание:
— Послушай, я в последнее время много думал, но просто не знаю, как быть дальше. Мы работаем вместе — ну, в каком-то смысле. Мы провели вместе ночь — это уж мне не приснилось! Только что мы занимались сексом как сумасшедшие, и тут же ты запрещаешь брать тебя за руку, даже в такси, где нас никто не видит… Я все пытаюсь понять правила. Это уже не «инь и ян», это скорее похоже на «инь и сгинь». За последние несколько дней я понял кое-что: ну хорошо, ты не желаешь смешивать безудержный секс и отношения с полицейской работой, от которой отвлекаться нельзя. Поэтому я вот что подумал: может быть, мне прекратить наши рабочие отношения? Бросить свою статью, чтобы мы могли?..
Никки притянула его к себе и поцеловала. Затем отстранилась и произнесла:
— Может быть, ты замолчишь наконец?
Прежде чем он успел сказать «да», она снова прижала губы к его губам. Он обнял ее. Она отстегнула ремень и придвинулась ближе. Очередная молния осветила стекла, запотевшие от жара их тел. Никки поцеловала Рука в шею, затем в ухо. А потом прошептала:
— Ты действительно хочешь знать, что я думаю?
Он ничего не сказал, лишь кивнул. До них донесся низкий рокот грома. Когда раскаты стихли, Никки выпрямилась, нашарила ключи и выключила зажигание.
— Я думаю, что после всего этого мне нужно сжечь много энергии. У тебя есть лайм, соль и что-нибудь интересное в баре?
— Есть.
— Тогда я считаю, что ты должен пригласить меня к себе; там и решим, чем сегодня заняться.
— Прикусить тебе язык.
— А это мы еще посмотрим.
Они выбрались из машины и бросились к его дому. На полпути Никки взяла Рука за руку и, смеясь, побежала рядом. Задыхаясь, они остановились у подъезда и начали целоваться — двое влюбленных под теплым летним дождем.
БЛАГОДАРНОСТИ
Когда я был впечатлительным мальчишкой, мне чрезвычайно повезло: я наткнулся на передачу на канале «National Geographic», в которой рассказывалось о подвигах сэра Эдмунда Хиллари, легендарного новозеландского альпиниста, первого покорителя таинственной заснеженной вершины Эвереста. Сказать, что программа произвела на меня огромное впечатление, — значит, не сказать ничего. Целых две недели своего десятого лета я был поглощен идеей стать самым знаменитым в мире альпинистом (и не важно, что тогда я еще ни разу не видел своими глазами ни одной горы и даже не покидал каменных джунглей Нью-Йорка).
В попытке превзойти сэра Эдмунда я заручился поддержкой своего лучшего друга Роба Боумена,[107] старший брат которого играл в юношеской футбольной команде. Я одолжил у брата Боба бутсы с шипами и стащил у управляющего нашим домом молоток, решив, что гвоздодер сойдет в качестве ледоруба. Я преодолел половину стены, когда домой пришла мать. Ее не интересовали опасные, но манящие склоны Эвереста, и моя выдающаяся карьера альпиниста закончилась задолго до того, как я сумел добраться до какой-либо горной вершины… или хотя бы до потолка.
Вскоре я узнал о том, кто такой Тенцинг Норгей. Несмотря на то что Эдмунд Хиллари известен во всем мире как первый человек, покоривший Эверест, без своего спутника он никогда не достиг бы вершины. Для тех, кто не знаком с историей этого восхождения, скажу, что Тенцинг Норгей был непальцем, профессиональным альпинистом. Когда я заканчиваю книгу и приступаю к благодарностям, я часто вспоминаю о Тенцинге Норгее, этом неизвестном герое и спутнике Хиллари.