Невыносимая любовь

Джослин тем временем наслаждался тройным превосходством – возраста, высокого положения и лучшего дарителя подарков – и продолжал рассказ. Мишер не отступал. Он набрал команду, чтобы заниматься, как он выражался, химией ядерной кислоты. А затем обнаружил вещества, создавшие тот самый четырехбуквенный алфавит, на котором написано все живое, – аденин, цитозин, гуанин и тимин. Но ничего не произошло. И чем больше проходило времени, тем более это странно. Открытые Менделем закономерности передачи наследственных признаков в целом были приняты обществом, в клеточном ядре обнаружили хромосомы и предположили, что они являются носителями генетической информации. Уже было известно, что ДНК находится в хромосомах, и Мишер описывал происходящие с ними химические процессы в письме к дяде, написанном в 1892 году, он предполагал, что ДНК является кодом жизни, так же как алфавит является кодом языка и понятий.

– Открытие было у них под носом, – произнес Джослин. – Но они не разглядели, не захотели разглядеть его. Проблема, безусловно, в том, что химики...

Тяжело говорить, перекрывая шум. Мы подождали, пока он отопьет воды. Рассказ предназначался для Клариссы, был эффектным дополнением к подарку. Пока Джослин переводил дух, за моей спиной послышался шорох, и мне пришлось подвинуть стул, чтобы пропустить девочку. Она направлялась к туалетам. Когда я снова вспомнил о ней, она уже сидела на своем месте.

– Так вот, химики. Могут все, почти как боги. Девятнадцатый век оказался для них благодатным. Они заработали авторитет, а вместе с ним и непробиваемую броню. Взять хотя бы Фобуса Ливайна из Рокфеллеровского института. Он был абсолютно уверен, что ДНК – скучная бесполезная молекула, содержащая случайные последовательности тех четырех букв, АЦГТ. Он не придал ей значения, а потом, как это водится у людей, стал просто верить в это, глубоко верить. Он знал то, что знал, и молекула была ни при чем. Никто из молодежи не мог обойти такого препятствия. Идею пришлось отложить на долгие годы, до появления в двадцатые годы работы Гриффита по бактериям. Ее-то и подхватил в Вашингтоне Освальд Эвери – Ливайна к тому времени уже не было, само собой. Работа Освальда затянулась надолго, до самых сороковых. Потом Александр Тодд изучал в Лондоне фосфатные связи в сахаре, потом были пятьдесят второй и пятьдесят третий годы, Морис Уилкинс с Розалиндой Франклин и Крик с Уотсоном. Знаете, что сказала бедная Розалинда, когда они показали ей построенную модель молекулы ДНК? Она сказала: это настолько красиво, что просто не может оказаться неправдой...

Быстрое перечисление фамилий и его конек, красота в науке, погрузили Джослина в безмолвное размышление. Он комкал салфетку. Ему было восемьдесят два. Он знал их всех как студент или как коллега. А Джилиан работала с Криком после первого серьезного прорыва по адапторным молекулам и умерла, как и Франклин, от лейкемии.

Я пару секунд помедлил, после того как Джослин дал мне отличную подсказку. Сунул руку в карман пиджака и, не удержавшись, произнес слова, обычно написанные на коробках с шоколадом:

– В прекрасном – правда, в правде – красота...[15]

Кларисса улыбнулась. Наверное, она уже догадывалась, что получит в подарок Китса, но о том, что находится в ее руках под простой оберточной бумагой, не могла и мечтать. Даже не успев развернуть до конца, она узнала эту книгу и ахнула. Девочка за соседним столиком повернулась и изумленно уставилась на нас, отцу даже пришлось похлопать ее по руке. Издание в тускло-коричневой обложке, плохо сохранившееся, с бурыми пятнами, слегка пострадавшее от сырости. Первое издание его первого сборника «Стихи» 1817 года.

– Какие подарки! – произнесла Кларисса. Она встала и обвила руками мою шею. – Такая книга стоит не одну тысячу... – Потом она прижалась к моему уху и прошептала, как в старые добрые времена: – Гадкий мальчишка, потратил столько денег. Теперь придется тебе до изнеможения заниматься со мной любовью.

Вряд ли она имела это в виду, но я подыграл, произнеся:

– Согласен, если это доставит тебе удовольствие. – Конечно, во всем виновато шампанское, и она просто выражала благодарность, но мне все равно было очень приятно.