Невыдуманные истории

Анатолий всегда был спокоен, как и положено быть старшему и наиболее опытному. Он умел рассчитывать. Это умение порождало в нем особое, близкое к отцовскому, чувство ответственности, и он пытался всякий раз незаметно облегчить хоть на самую чуточку работу остальным. Уже в момент старта Виктора он угадал траекторию — низкую и кривую. Сделав шаг вперед, попробовал рывком выпрямить неожиданно чужое и неподатливое тело брата, хотел проскользнуть под падавшего, принять удар на себя, устоять, выпрямиться. Но механика акробатики не позволяла это сделать…

Второй близнец — Владимир в этом трюке непосредственного участия не принимал, и ему отлично было видно каждое движение остальных. Даже самые незначительные, казалось бы, не имевшие никакого значения подрагивания мышц не ускользали от него. Он настолько явственно ощущал происходящее, что даже с закрытыми глазами мог бы угадать, что произойдет в каждую следующую секунду. Мог определять скрытое, еще не проявившееся, по едва заметному повороту головы или взгляду.

Он не знал, почему непроизвольно напряглись бицепсы и вздрогнули плечи у Мотузенко, но понял, что за этим последует. Волнуясь, в спешке, перейдя на место старшего брата, он попытался хотя бы в последний момент что-нибудь исправить, тоже сделал шаг вперед, подсел, хотел проскользнуть под падающее сверху тело. Поймать его не удалось. Это не смог бы сделать и ни один другой акробат.

Но когда верхний оказался на полу, все четверо вместе, одновременно подумали о том, что это не конец, что впереди еще одна попытка. И уж она-то получится наверняка!

Через десять минут им вручали золотые медали.

Елена Семенова ПОБЕДА БЕЗ ЦВЕТОВ

Да, болельщики — народ необъективный! На удивление необъективный!..

Это произошло года три назад на одном из наших крупных соревнований велосипедистов. Среди сильнейших на старте были и Алексей Петров, и Анатолий Олизаренко, и Гайнан Сайдхужин, и многие другие. У каждого — своя свита поклонников. Я болела за Гайнана. Болела вовсе не потому, что так уж страстно желала еще одной победы этому и без того чуть ли не двадцатикратному чемпиону страны, и вовсе не потому, что этот усач пользовался всеобщей любовью. Когда-то, лет десять назад, его нашел и воспитал тренер Федор Павлович Осадчий, к которому я отношусь с глубочайшим уважением. И присутствие Гайнана среди победителей как бы вновь утверждало имя этого тренера, несмотря на то, что он давным-давно ушел из спорта.

Ко времени тех соревнований уже поговаривали: Сайдхужин увядает, Сайдхужин сходит… Потом-то стало ясно, что разговоры эти были напрасны. Но тогда…

Итак, мне очень хотелось, чтобы Гайнан победил снова, чтобы он еще раз напомнил о своем тренере, чтобы он отмел все наговоры.

А он не победил… Но это его поражение как раз и доказывало, что он вовсе не увял, как раз наоборот!

У велосипедистов есть такое выражение «сидеть на колесе». Вы, конечно, видели, как вслед за грузовиком, мчащимся по улице, несется иной раз стая желтых листьев. Их подхватил вихрь воздуха и понес за машиной.

Вот так же и в велосипедном спорте. Идти сзади, за чьей-нибудь спиной, загораживаясь ею от встречного воздуха, то есть «сидеть на колесе», почти вдвое легче, чем впереди. На этом построена тактика всех групповых велосипедных гонок. Но зато как трудно идти первым! Чем сильнее гонщик, тем больше у него преследователей, тем больше неожиданностей его подстерегает. Колесо Гайнана Сайдхужина было едва ли не самым верным делом! И за ним охотились почти все.

Гонка проходила по красивейшей подмосковной трассе — Куркинско-Машкинскому кольцу. Шоссе, сперва ровное, падает сиреневой лентой в зеленое месиво деревьев, к пруду, на старый деревянный мост. А потом — круто вверх, на аллею, в древние липы, в аромат их цветения. И снова — вниз, стремглав вниз, как водопад. Здесь-то и рискованнейший спуск, вывернутый влево, который стерегут высокие и стройные темногривые подмосковные ели.

На этих спусках скорость сгустка гонки — до ста километров. Когда глядишь, как мчатся спортсмены, хочется закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы не слышать упругого гула разбиваемой стены воздуха. Она, эта стена, ударяется в плечи гонщиков, идущих бок о бок, колесо в колесо, и уступает им дорогу.

Шестнадцать таких Куркинско-Машкинских колец, тридцать два бешеных спуска и вставших на дыбы подъемов составляют в сумме одну из самых длинных однодневных гонок: она равна 192 километрам.

Долгое время все шло спокойно. Пестрая лавина гонщиков катила круг за кругом. Порою намечались какие-то рывки. Но никто из фаворитов на них не реагировал. И остальными велосипедистами эти рывки воспринимались как несерьезные.

Примерно к третьему кругу кое-кто уже отстал от группы: лопнула однотрубка, что-то стряслось с переключателем скоростей или вообще с велосипедом, отставший попросту не смог идти наравне с сильнейшими — обычные издержки гонок.