Невская битва. Солнце земли русской

— Кабы не так! — усмехнулся архиепископ. — В особенности у нас-то и шалят как удумается. Хех… не токмо по середкам да пяткам, а в самые посты не постятся, опричь Великого. Бачут, мол, то не наше дело, а монашеско — постовать. Еще и щеголяют своим беспостьем. Понадсмеиваются — кто постует, у того жила сохствует. А вон наш князёк и правила соблюдает, и силы в ём немереные. Я дивывал, яко ён тяжеленные хорюгови одной ручкой легко носит, будто то легкие дротики. А наша боляра да господа новгородская знай кичится беззаконием. И то удивительно, как на нас по сю пору не упала гневная Господня дубина.

— Дай срок… — проговорил тихо Ратмир. Слова его прозвучали столь тревожно, что все ненадолго перестали есть, глядя на княжьего оруженосца. Ратмир почувствовал на себе общий взгляд и замер с ложкой ухи, не донеся до рта. — Я бачу: придут, нигде не замешкают. А вот, отче, рассуди наш спор с князем, — оживился он, найдя, на что перевести разговор, ибо очень грустные глаза сделались у княгини. — Почекайте, я сей же час вернусь.

Он вышел из-за стола и вскоре возвратился, неся в ладонях шесть стальных, кованых раскорюк, торчащих в разные стороны остьями. Положил их на стол, подал одну архиепископу Спиридону.

— Это що за терния такая?

— Истинно що терния, — кивнул Ратмир. — Я таких три кожаных мешка купил на торгах о прошлой седмице. Обиженный рязанец торговал ими. Там, на Рязани, их ковали. Жидовники называются. Посему как подобны терниям куста жидовника, из коих Христов венец бысть.

— Латыны сей куст называют «спинозная плума», то бишь — «колючая слива», — зачем-то произнес архиепископ, вертя в своих старческих пальцах один жидовник и пытаясь угадать его предназначение.

— Како мыслешь, отче, в якую надобность сия спинозная плума назначается? — спросил Александр.

— Так ведь, без сомненья, заради якогось смертоубийства, — высказался Спиридон.

— Не вполне, хотя и близко, — молвил Ратмир. — Сия терния кладется в кожаный мешок, привешенный сзади конского седла. Егда же враг преследует всадника, можно внезапу высыпать из мешка позадь себя — бырть!.. И вражьи фари копытами на сии остья напарываются, ранятся и валятся. Хитроумное изобретение!

— И бесчестное, — добавил Александр.

— Истинно сказуемое жидовником, — заметил Сбыслав.

— Рассуди нас, отче, возможно ли нам пользоваться таким средством? — спросил Ратмир обиженно. И как не понять его, если он купил целых три мешка этих стальных колючек, восхищался ими, а князь Александр их отвергает.

— Никак не возможно! — не утерпев, встрял Савва. — Разве ж мы когда-нибудь хотим отступать? Это пусть себе малодушные такое средство боя присваивают, которые любят подковы коней своих врагу показывать, от них улепётывая.

— И я так сужу, — согласился со своим первым оруженосцем Александр.

— А я, стало быть, малодушный! — вспыхнул Ратмир. Меж ним, новгородцем, и владимирцем Саввою всегда было соперничество. Савва с детства дружил с князем, а Ратмира приставили к Ярославичу уже тут, в Новгороде. Конечно, ему казалось, что князь чаще всего на стороне Саввы, хотя Александр, напротив, старался не разделять, а уравнивать их между собой. Вот Ратмир и старался больше явить Александру свою любовь и пользу. Он думал, что обрадуется князь его колючим бодлакам, купленным несколько дней назад у рязанского беженца. Надеялся на поощрение, а князь вместо того рассердился. И Савва тут еще!.. Легко было воспламенить горячего новгородца:

— Ты бы, Савко, молчал себе в ширинку!

— Кому Савко, а кому — Савва Юрьевич, — грозно поднимаясь из-за стола, зарычал владимирец.

— Может, вы еще абие и побьетеся тут? — вскинул седые брови архиепископ. — Не благословляю!

Битва дальнейшая между Ратмиром и Саввой разгоралась незримо — перестрелкою огненными взорами друг в друга. «Погоди уж! Наломаю тебе костей, суздаляка!» — посылал свою пращу Ратмир. Ответные взоры Саввы были не менее красноречивы.

Ратмир глянул на Брячиславну. Глаза у нее были грустными. Ему стало совестно, что он затеял разговоры о войне в присутствии юной матери. Но ему почему-то нравилась затея со стальными коваными терниями. Вот мы рубимся с супостатами, делаем вид, будто дрогнули, сильно бодрим коней бодцами и уносимся прочь, а я скачу последним и внезапно опрокидываю за собой кожаный мешок с жидовниками… Враги падают, их кони храпят, мы резко разворачиваемся и опрокидываем изумленного супостата!..

— Вот скажи, Ратша, есть у вас такие спинозы? — вдруг обратился Ратмир к тевтону, который тоже вертел в руках кованую раскорюку.

— О нет, такий спиноза у нас не имеет, — важно отвечал немец. — Но я хотель бачить, что сие есть зело клюговая вещчь.

— Клювая? — переспросил Гаврила Олексич.

— Нет, — рассмеялся Александр. — Он сказал «клюговая», сиречь, по-тевтонски — хитромудрая.

— Да, мудрая, — кивнул Ратшау. — Очень мудрая. Надо пробовать. Может быть велия польза.

— Нам твоя немецкая польза без надобности, — грубо оборвал его ловчий Яков.

— Я уже второй лето как бравославный русский челофек! — оскорбился Ратшау.