Невозвратимое

«Я уже умирал. От бессилия и холода мое тело превратилось в неподвижное чугунное изваяние. Жил только разум. Он-то и запомнил этого солдата. Он вышел из подъезда и, увидев меня лежащим на земле, подошел помочь.

Конечно, память меня уже подводит, но мне он помнится огромным, невероятно высоким человеком. Он заполнил небо, когда наклонился надо мной. Я почти не помню его лица, кажется, у него были яркие серые глаза. Мне хорошо запомнились только его руки, точнее одна – в которой он держал термос с чаем. На ней я увидел наколку – надпись „Смерть“ на тыльной стороне кисти. Что-то там шло дальше, я не разобрал. Думаю, „Смерть немцам“ и „Наше дело правое“. С этим чаем он словно влил в меня жизнь, а словами подарил надежду. Я хотел бы встретить его и поблагодарить, но, кого бы я ни спрашивал, никто не смог мне ничего о нем рассказать – ни во время, ни после войны. Скорее всего, война забрала его, как и многих других героев».

«Нет, – подумал профессор. – Он не погиб на той войне. И на его руке не написано „Смерть немцам“. Там написано совсем другое, и будь я проклят, если не знаю, что именно. Чтоб тебя, Книжник! Что же ты творишь? Что ты забыл там, в этом городе во времена смерти и отчаяния? Кого ты хотел спасти?»

Вяземский еще долго сидел, то смеясь, то холодея от подступающего ужаса. Он был близок к истерике и чувствовал, что находится на грани безумия. Он хотел поговорить с Бельским, но телефон генерала оказался вне зоны доступа. И Вяземский просто смотрел на исписанные неровным почерком страницы – свидетельство и доказательство того, что путешествия во времени существуют. Светлые воспоминания детства все умножались и проникали в мысли, но Вяземский не мог их принять. Он пытался возродить в себе былую ненависть, злость и враждебность и не мог, не хотел мириться с тем, что чувствует благодарность к Книжнику.

Глава 22

4 февраля 2016 года

Москва. 21:00

Еще в самолете Бельский сделал несколько звонков, чтобы по прилете обеспечить себе все необходимое. Номер Вяземского он заблокировал. Профессор мог позвонить в неподходящий момент и помешать Бельскому осуществить задуманное. Чем меньше свидетелей, тем лучше. Руководствуясь этим нехитрым правилом, Бельский свернул шею пилоту и спрятал его тело в багажнике арендованного на чужое имя автомобиля. В Лион он вернется с помощью другого человека, которого тоже придется отправить в расход. Неприятно, но ставки слишком высоки. Книжник должен умереть сегодня. Другого шанса у генерала уже не будет. И смерть Терехова перестанет казаться такой бессмысленной и напрасной.

Генерал въехал на стоянку гипермаркета, с трудом нашел свободное место и оставил автомобиль. Тут же отыскал другую машину, вскрыл отмычкой дверь и быстро убрался с парковки. Бельский торопился. Он заехал в магазин, купил несколько бутылок воды и соломинки для коктейлей. Доехал до автобусной остановки и просигналил ждущему на ней человеку. Мужчина сел в машину, коротко кивнул Бельскому и вкрадчиво уточнил:

– Я думал, ты больше не занимаешься оперативной работой.

– Не занимаюсь, – успокоил его Бельский. – Это личное. Старый должок.

Мужчина снова кивнул, нервно перебирая пальцами в кармане куртки. Он не встречался с генералом уже лет десять и предпочел бы не видеть его до конца жизни. Визит Бельского не сулил ему ничего хорошего, и он это чувствовал.