Невозможно расстаться

– Или же мы так искусно притворялись, что сами в это поверили, хотя на самом деле между нами ничего нет.

Лицо Лукаса застыло, словно высеченное из гранита, рот сжался в жесткую линию.

– Всю жизнь мне остается только гадать, искренни ли окружающие меня люди и каковы на самом деле их мотивы.

– Пожалуйста, не равняй меня с теми, кто, возможно, причинил тебе боль.

Едва эти слова сорвались с ее уст, Эшли пожалела о них.

– Извини. Кажется, я выпила слишком много шампанского.

Лимузин Лукаса стоял припаркованным в нескольких кварталах от дома Тины. Эшли направилась к нему, уже заранее зная, что поездка в Челси снова пройдет в тягостном молчании.

Эшли посмотрела на часы на запястье. Три часа ночи. Когда они вернулись в дом Лукаса, она сразу направилась в свою комнату и теперь ощутила голод, потому что в гостях у Тины почти не притронулась к еде, спеша поскорее оказаться наедине с Лукасом.

Освещая себе путь фонариком на телефоне, она спустилась на первый этаж. Открыв дверь кухни, Эшли увидела Лукаса, сидящего на том же стуле, что и в прошлый раз, опустив голову на руки, сложенные на столе. В этой позе он казался таким уязвимым. Эшли охватила нежность к нему. Как она могла сказать ему такие жестокие слова?

– Лукас, – тихо окликнула она его, – ты не спишь?

Он молча покачал головой.

На этот раз Эшли не стала сдерживать свой порыв, понимая, что все равно эта ночь в доме Лукаса для нее последняя и она больше никогда не увидит этого человека.

Она подошла к нему, обняла сзади и прижалась щекой к его щеке, вдохнув уже такой знакомый его запах.

Не говоря ни слова, Лукас накрыл ее руку ладонью.

– Ты в порядке? – спросила Эшли.

– Я захотел есть, спустился сюда, а потом почувствовал, что слишком устал.

– Это, наверное, оттого, что ты не привык готовить себе сам.

– Вообще-то мне не нужна ничья помощь, чтобы поджарить тост, – сердито сказал он.

Эшли разомкнула объятия и выпрямилась:

– Прислуга уже здесь. Давай разогрею тебе пиццу, если хочешь…

Лукас встал и перегородил ей путь к холодильнику:

– Ты вовсе не прислуга.

– А кто же еще? Ты платишь агентству за то, что я работаю твоей горничной.

– Ты больше не моя горничная.

– Тогда кто я? Я ведь больше и не твоя фальшивая невеста – нужда в этом отпала, ты заключил свой контракт. И еще я больше тебе не друг, потому что слишком сильно хочу тебя, чтобы довольствоваться платонической дружбой. Я даже не твоя любовница, несмотря на наше… влечение друг к другу.

Лукас тихо выругался по-гречески и сказал:

– Я не знаю, какова Эшли на самом деле. Ты такая хорошая актриса. Ты одурачила Тину, привела в замешательство меня. Иногда мне кажется, что ты сумела изменить мою жизнь, а иногда я не уверен, знаю ли тебя вообще.

– Все это время я была самой собой. То, что ты видел, это всего лишь разные грани моей натуры. Я ни разу не обманула тебя. Если не считать того, что скрывала свое влечение к тебе, даже не мечтая о том, что оно может оказаться взаимным. Но сегодня… Сегодня я открыла тебе свою душу, а ты, кажется, по-прежнему не доверяешь мне.

Лукас медленно кивнул:

– Да, мне трудно доверять людям, особенно женщинам.

– У меня тоже есть причины не верить тебе. Ты прекрасно умеешь притворяться. Но ты мне нравишься, и меня безумно к тебе влечет.

– Как мне распознать, что в тебе настоящее, а что – игра? Я считал свою мать преданной женой, пока однажды, во время одной из многочисленных родительских вечеринок, не застал ее с любовником. Позже я узнал, что и у отца, и у матери было много связей на стороне. Отец начал изменять сразу после свадьбы, а мать – когда узнала о его изменах. Оба заставляли меня лгать, чтобы помогать скрывать друг от друга свои интрижки. Я знал о личной жизни родителей гораздо больше, чем следует ребенку моего возраста. Я рано научился прятать свои чувства. Родители твердили мне, что не разводятся только из-за меня. Даже не знаю, почему они до сих пор вместе.

– Мне жаль, – прошептала Эшли.

Она не могла бы себе даже представить, чтобы ее родители устраивали разгульные вечеринки и меняли любовников как перчатки. Да и вряд ли можно было утаить такое в их маленьком городке.

Эшли скользнула мимо Лукаса и поставила на плиту кастрюлю с молоком, чтобы приготовить горячий шоколад, и сунула в тостер нарезанный хлеб.

– Должно быть, тебе было нелегко в такой семье.

– Худшее ждало впереди, – поморщился Лукас. – За несколько дней до моего двадцать первого дня рождения я узнал, что родители почти разорили ту компанию, что досталась им в наследство от моего деда. А ведь он потратил всю жизнь на то, чтобы дела компании шли хорошо. Он добился успеха. Но близость банкротства не волновала отца и мать – они продолжали доить семейную фирму, чтобы тратить деньги на свой расточительный образ жизни.

– И тебе, еще почти мальчишке, пришлось взять на себя спасение семейного бизнеса. А о какой профессии ты мечтал?

– С детства хотел стать архитектором. Ведь я вырос в Афинах, где повсюду видишь сооружения великой античной цивилизации, и мне тоже хотелось оставить для потомков свой след на земле.

– Но тебе пришлось оставить учебу?