Невозможно остановиться

Но что такое?! Лиза вдруг резко дергает головой, скашивает глаза. Руки ее упираются мне в грудь, отталкивая. Рывком я поворачиваюсь. Нет, это рок! Безусловно, злой рок преследует Теодорова и Семенову! Каким образом и откуда возник у окна этот старикан в брезентухе с капюшоном, мелколицый, мелкотравчатый, но живой?.. Не в песке же он хоронился до времени, как жук-скарабей, чтобы появиться на божий свет в самый неподходящий момент! Стоит, помаргивает, смеется.

— Дед! Пошел вон! — ору я, вскакивая на колени. Ожидаю, что мгновенно исчезнет, — может быть, опять юркнет в песок, — но он как стоял, так и стоит, ничуть не напуганный.

— Ишь ты какой грозный! А ты кто такой, что здесь командуешь? — бойко отвечает он. — Лучше б мне оставил маненько! — причмокивает губами.

Лиза взлетает на нарах, мгновенно свирепея.

— Ах, ты, старый пес! — кричит. — Пшел отсюда к своей карге! Но старикан и тут не исчезает, не проваливается сквозь землю, не бежит в панике от ее праведного гнева… и я в каком-то смысле его понимаю: глядеть сейчас на Лизоньку, растрепанную, сияюще белокожую… — одно удовольствие!.. и этот… кто он? сторож, что ли?.. подбадривает ее:

— Покажись, покажись! Ишь какая! А вот окно вы зачем выломали? Имущество казенное. Это как?

— Юра, прогони его… а то я его убью!

— Хрыч, — говорю я. — Сгинь! Добром прошу.

— Ты мне не грози. Я тут при деле. Антенну за бугром видал? Вот я там. Сейчас помощь кликну, ребята мигом набегут.

— Дай ему водки, Юра! Там осталось.

— Дед, хочешь водки?

— А я ее не пью. На што она мне?

— А чего тебе надо? Денег надо?

Это предложение заинтересовывает старикана. Он корябает пальцем около носа, соображая.

— Деньги что ж… Деньги давай, — милостиво соглашается.

— Нет!! — вскрикивает Лизонька. — Еще чего! Не давай! — И отталкивает меня, порываясь соскочить с нар и разделаться с этим несусветным пришельцем. Но я уже сам встаю (а помощник мой, ясное дело, кисло свешивает голову) и угрожающе направляюсь к окну. Старикан тут же отбегает на безопасное расстояние — в брезентухе, резиновых сапогах.

— Дед! — укоризненно говорю я ему. — Ты совесть имеешь, а? Ты понимаешь, страшный ты дедуля, что ты наделал?

— А чего? — откликается он издали. — Порядок соблюл.

— Нет, ты не порядок соблюл. Ты любовь нашу юную сгубил, нехороший человек.

— Мне за то деньги платят. Я этот объект по совместительству охраняю, понял?

— Понял. Так уйдешь ты?

— Не, не уйду. Окно мне заколотите чин-чином, тогда уйду.

Я оборачиваюсь к Лизе. Она сидит на нарах, подняв колени, обхватив их руками, мелко дрожит.

— Безнадежный дед, — говорю я ей. — Сталинист, наверно. Придется нам, солнышко, одеваться.

Лиза дрожит еще сильней. Клацает зубами.

— Гад, гад, гад!.. — слышу я и вижу, что из глаз ее текут слезы. Как утешить? Самому тяжело и тошно. Такое ощущение, словно что-то замкнуло внутри, закоротило, и кажется мне, что несет от меня резким запахом сожженной проводки… у самого глаза слезятся, как от гари.

Обнимаю ее, целую в шею, глажу по волосам, обесточенно бормочу:

— Ну, перестань. Ну, ладно. Ничего страшного. Наверстаем еще.

Нет, плачет. Безошибочно чувствует, что уже не воссоздать нам упущенные эти мгновенья, не восстановить уникальный текст в его подлинности… Бедная Лиза! (Н. Карамзин, «Бедная Лиза», изд. «Художественная литература», М., 1965 г.).

5. ЛЕЧУ В МОСКВУ И…