Он склонился к моим губам и впился долгим нежным поцелуем. Это было коварно, как удар в спину. Он не старался уничтожить, и это было… странно. Я старалась не думать о том, кто он. Меня лихорадило, я тянулась к нему, запускала пальцы в длинные волосы и мучительно хотела, чтобы это никогда не прекращалось. Морок проклятого полукровки. Я горела, мечтая, чтобы он снова оказался во мне, прямо сейчас. Он отстранялся, а я тянулась за ним, хватаясь за плечи, руки.
Де Во освободился от моих пальцев и посмотрел сверху вниз:
— Попроси, — этот шепот вернул меня на землю, перетряхнул все нутро. — Скажи, что ты моя.
Я собрала остатки воли в кулак и покачала головой:
— Нет.
Не понимаю, почему упиралась. Это просто, как выдыхнуть, но одновременно почти невозможно.
Он развернулся и молча вышел.
Я умирала от стыда, бессилия, отвращения к самой себе. К счастью, это не я — проклятое подлое пойло. Морок страсти сходил, и мне мучительно хотелось умереть. Мгновенно, прямо на месте. Проклятый Ларисс понимал, что говорил — я не знаю свое тело. Я сжалась и рыдала в голос, обнимая себя руками. Бесконечно жалела себя. Колотило ощущение, что меня подло предали. И этот кто-то — я сама. Губы еще хранили его вкус. Я вся пропахла им.
Я вскочила с кровати, встала под лейку душа и долго терлась ароматной пеной, но не могла избавиться от его запаха. Он впитался в кожу, проник в поры, бурлил в зараженной крови. Ядом проник в мои желания. Во мне уже почти не осталось сил противиться. Это бесполезно. Все будет, как он хочет. Я сломаюсь. В конце концов, это самое разумное — единственный возможный выход. Проклятый полукровка прав, как может быть правым только демон. Его распаляет только мое упрямство, и я сама в этом виновата. Как только он получит, что желает, услышит, что хочет — его интерес угаснет. Он забудет о моем существовании, увлечется другими. Надо просто перетерпеть. Лишь бы от этой связи не было детей — это единственное, что я уже не вынесу. Но помощи искать не у кого — лишь ничтожная надежда на провидение. Все равно, что входить в чумной барак и плевать через плечо, чтобы не заразиться. Лучше бы я была вовсе не способна… хотя, я и не знаю, что это точно не так. Эта страшная противоестественная мысль немного успокоила.
И я так и не могла представить, как произношу ужасные слова, которые он хочет услышать. Даже сейчас не могу, когда в крови еще бродил хмель страсти. Меня ломало, несказанные слова камнем застревали в горле. Что будет, когда, действительно, придет время их произнести? А оно придет. Совсем скоро. Я дала себе слово. И тогда все закончится.
Когда я вышла из душа, замотанная в полотенце, у кровати стоял Ларисс. Темное лицо искажала омерзительная ухмылка, от которой меня передернуло.
— Ну… — он привычно взял меня за подбородок и заглянул в глаза. — Как все прошло?
— Вы наверняка уже все знаете, господин управляющий.
— В общих чертах. Но хочу подробностей. От тебя.
— Я не хочу об этом говорить.
— А я, как ты, наверное, заметила, прелесть моя, не спрашиваю, чего ты хочешь. Итак: он остался доволен тобой?
— Я не знаю.
— А ты? Получила новые ощущения?
Кажется, я залилась краской до корней волос. Эта опасная гадина вползала в вещи, которые я никогда не обсуждала даже с Лорой. Она была более словоохотливой, но никогда не вдавалась в слишком интимные подробности.
— Я жду. Твой господин подарил тебе удовольствие?
Я знала, что он меня ударит, но не сдержалась:
— Господин управляющий, вы похожи на человека, который получает удовольствие от подглядывания или сальных рассказов.
Удар был хлесткий, звонкий. Я ухватилась за щеку, но, несмотря на боль, засмеялась:
— Неужели это правда?
— Знать все в этом доме — моя обязанность, прелесть моя, — тон был настолько приторным, что мне сделалось не по себе. Слова падали, как тяжелые капли смертельного яда на жестяной поднос. Сейчас он наводил гораздо больший страх, чем его разъяренный брат. — И если понадобится, ты ляжешь и раздвинешь ноги, чтобы я посмотрел, где и насколько у тебя покраснело. Поняла?
Я сглотнула пересохшим горлом и удержалась от реплики. Просто опустила голову, чтобы не смотреть в это лицо.
— Поняла?
— Поняла, — теперь было не до шуток.
— Если твой господин остался доволен, а ты не успеешь наделать очередных глупостей или наговорить лишнего — получишь комнату с окном и возможность каждый день гулять в саду. Красота должна видеть солнце, прелесть моя.
— Что вы мне дали?
— Что? — он казался удивленным.
— Чем вы опоили меня?
Ларисс повел бровью:
— Почему ты считаешь, что тебя опоили?
Я молчала.
Он улыбнулся:
— Ты хотела его, в этом все дело?
Я снова молчала.
Управляющий склонился к самому уху:
— Я уже говорил, прелесть моя, что применю все это только тогда, когда он прикажет. Он не приказывал… Это твои желания. Твои истинные желания, от которых ты зачем-то бежишь.
— Но… стакан… — Я онемела от ужаса: — вы меня обманули. Просто говорили под руку. Это подло. Как же это подло!
Полукровка довольно улыбнулся:
— Ты сама себя обманула. Только сама. А почему? Потому что страстно желала обмануться.