Тимурик… Никогда не перестану хихикать от того, как он его называет. Но сейчас мне вообще не до смеха, сердце тает и что-то больно колет под ребра. Я совсем дура, да?
– Спасибо вам большое, – говорю им и по очереди обни маю.
Мои родители далеко живут, поэтому видимся мы редко, и родители Тимура относятся ко мне как к родной дочери. Это очень дорогого стоит. Знали бы они, как их дочь еще год назад с их сыном обращалась… Ох!
Родители помогают с мальчишками: сами купают, достают из воды. Давид Юсупович даже причесывает уже густые волосики, чтобы те не торчали в разные стороны, и это выглядит так умилительно, что я и вовсе растекаюсь какой-то лужицей.
Через час они уже стоят на пороге с малыми на руках и покорно слушают все мои наставления и список того, что лежит в сумке, словно видят детей впервые в жизни. Но иначе я не могу! Это просто пунктик – все продиктовать.
Когда дверь за ними закрывается, становится очень тихо… Непривычно тихо, первые секунды это даже оглушает.
Я иду на кухню, чтобы слопать свой обед, который наверняка Марина по наставлению Тимура мне заботливо собирала, и почему-то как дурочка плачу, когда достаю контейнеры с любимыми блюдами.
Просто слезы сами собой текут по щекам, то ли от усталости, то ли от грусти, то ли вообще от любви к моему мужу. Я в беременность много плакала и сейчас вот плачу. Если бы не была точно уверена, что не беременна, задумалась бы, серьезно…
Но шансов нет. Если только не от святого духа, конечно.
Обед бесконечно вкусный, а теплая ванна с ежевичной детской пенкой, потому что моя закончилась – сплошное ароматное наслаждение.
Мальчишек нет только пару часов, но материнское сердце уже щемит и побаливает. И только здравый смысл говорит мне успокоиться и просто по-человечески отдохнуть.
Тимур приедет завтра, правда, я не знаю, в какое время. Наверное, утром… А родители сказали забирать мальчишек вечером, поэтому, надеюсь, у нас будет время на поговорить. Ох…
Укутываюсь в большое полотенце, закручиваю волосы в кокон и иду в гостиную. Надо включить любимый сериал и просто прилечь, но… Но огромный кусок конструктора, на который я наступаю, говорит, что фиг мне, а не прилечь, поэтому я присаживаюсь и начинаю убирать игрушки, дабы просто не убиться.
Конструктор убирается в коробку, мягкие игрушки на диван, а моя челюсть падает на пол, потому что…
Еще ведь не завтрашнее утро. Я не могла так долго валяться в ванной, определенно нет. Я, конечно, устала, но не настолько же, чтобы проспать сутки.
Я просто слышу, как дверь открывается, и у меня нет ни единого сомнения в том, что это он. Потому что только он именно так хлопает дверью, а потом крутит ключи на пальце, звеня ими, прежде чем положить на тумбу. Он как обычно хрустит шеей, после того как снимает обувь, а потом проходит в дом, и звук его походки я, конечно, тоже узнаю.
Не могу не узнать. Мы не сотню лет вместе, но есть ощущение, что я рядом с ним уже далеко не первую жизнь.
Он заходит молча, а я так же молча как дурочка сижу на полу у коробки с конструктором, и потом мы встречаемся глазами…
Не общались неделю, не виделись, не разговаривали. Я бесконечно скучала, и по глазам его вижу, что он тоже.
У меня кровь в венах стынет от того, как мне снова плакать хочется. Он уставший, только с самолета, и мне даже спрашивать не надо, почему он притащился раньше, чем надо. Просто, как обычно, откололся от команды и полетел за свои деньги первым же рейсом.
Как делал всегда. Спешил ко мне, а потом уже к нам. Каждый. Раз.
– Привет, – выдыхаю тихонько и кусаю губу, надеясь не разреветься. Как я вообще могла с ним ссориться? С этим мужчиной. Вот с ним. В нем же идеально все, от кончиков волос до кончиков пальцев. В нем идеально все, кроме того, что он никогда меня не слушает, конечно. Тут поработать бы еще немного.
– Привет, – говорит он вы-мученно и простым жестом раскрывает руки, приглашая меня в объятия.
А кто я такая, чтобы отказываться?
Встаю и бегу к нему, падаю в крепкие руки, утыкаясь носом в грудь. Получаю любимый поцелуй в макушку, руки на талии и самый манящий в мире запах. Стояла бы так целую вечность, честное слово. Но я снова начинаю как дурочка плакать, и Тимур поднимает меня на руки и усаживается на диван, качая меня как маленького ребенка.
– Мальчишки у твоих родителей, – всхлипываю, обнимая его крепко-крепко.
– Знаю, папа звонил. Вставил мне по первое число, – усмехается Тимур, и я убираю голову с его плеча, чтобы заглянуть в глаза.
– За что это?!
– Что супругу не берегу, уставшая, одна с детьми, а я таскаюсь где-то.
– Ты же работал, – хмурюсь. Не надо мне на Тимура наезжать.
Он самый заботливый мужчина на свете. – И вообще, я не устала. Просто с детьми нелегко, особенно когда один из них пошел в тебя характером.
– Да, Ромашка точно мой. Спокойный, золотой ребенок, – говорит Тимур, и я улыбаюсь, качая головой.
Ничего не изменилось… Ничего. Я все такая же малышка в его руках, мы все так же любим обниматься и шутить друг над другом.
Ничего ведь?